рычание, рвущееся из груди. Из моей, из его – непонятно.
Есть что-то совершенно безумное в том, чтобы целоваться, не закрывая глаз.
Безумно и невероятно притягательное, потому что когда его зрачки раскрываются на полную, я вжимаюсь бедрами в его пах. Вжимаюсь так сильно, что даже сквозь платье и джинсы чувствую каждую клеточку его пресса, всю твердость его желания, вдоль которого скольжу, слегка приподнимаясь на носки.
Вверх.
И так же резко вниз, срывая теперь уже точно его рычание, эхом отзывающееся во мне. Пальцы на моих запястьях сжимаются сильнее, по губам снова скользит ледяной воздух. Впрочем, сейчас мне уже не до льда, потому что во мне пламя. Пламя живое, бегущее по венам, бегущее сквозь нас.
– Любишь дразниться? – хрипло произносит Гроу.
Меня подхватывают под бедра раньше, чем я успеваю не то что ответить – вздохнуть.
Одно движение – и мы становимся единым целым под выдох-рычание-крик или стон, разделенный на двоих. Резкий рывок назад, от которого из меня словно выходит воздух, и Гроу тоже.
Почти.
Этого «почти» хватает, чтобы я слегка подалась вперед, и пламя скользнуло вдоль стен.
Вдоль стен, по нам, по душевой, или мне это просто кажется, потому что я по-прежнему смотрю в эти сумасшедшие глаза, и мир вокруг окрашен в зеленый. Дымчатые ленты вьются над нами в воздухе, полосуя заполнивший ванную комнату пар, а я кусаю губы от дикого, звериного, почти болезненного наслаждения. Нашего общего, которое я читаю в раскрытых во всю радужку зрачках.
Что-то шипит, раздается какой-то скрежет, но мне уже не до него.
Пламя течет по коже, впитываясь в меня, как вода в губку, и от этого срывается дыхание. Хочется кричать, и я кричу, впиваясь ногтями в плечи Гроу, сжимая пальцы на влажных темных прядях. Кричу на каждом движении врывающегося в меня пламени.
На каждом движении.
Впиваюсь в губы напротив моих с такой яростью, словно от этого зависит моя жизнь.
Короткая вспышка боли. Скольжение языка по губам. Обрыв.
Стена за моей спиной каким-то чудом остается холодной, но обжигает ничуть не меньше ладоней под ягодицами.
Ничуть не меньше пальцев, жалящих кожу жестким прикосновением.
Сумасшедший контраст льда и пламени, от которого перед глазами все плывет, а напряженные плечи под моими ногтями становятся просто каменными.
Сумасшедший ритм, в котором я давно уже потерялась, перестала быть, стала чем-то… или кем-то новым рядом с ним.
И он, кажется, тоже, потому что обжигающее щеку дыхание течет по скуле, протягивает за собой по коже его шепот:
– Тан-н-н-иии. Моя несносная Тан-н-ннниии…
В срывающемся ритме это ударяет ничуть не слабее пламени, и удовольствие, собирающееся тугим жаром внизу живота, идет по нарастающей. Волной изумрудного цвета, высотой, которая накроет меня с головой и утащит на дно, откуда одной не выбраться.
Но я ведь больше не одна, правда?
Поэтому не отказываю себе в удовольствии прошептать:
– С Днем Рождения, Джерман.
Глядя ему в глаза.
Сильнее