Национальное собрание собирается в здании в центре Кишинева – много позже здесь будет ресторан, и тошнотворный аромат жареной картошки перебьет в ноздрях мертвецов всякие ароматы цветущих в ту пору каштанов – и господа депутаты ожесточенно спорят, размахивают руками и говорят, говорят, говорят. Настоящие демократы. В это же время Румыния вводит в Бессарабию войска, потому что нестабильное положение в соседнем крае, информирует министерство иностранных дел Румынии все страны Антанты, может стать причиной волнений и на румынской территории.
Кстати, о территориях. Как Антанта смотрит на то, чтобы два румынских государства воссоединились, спрашивает Бухарест осторожно Антанту, на что представители той, узнавшие о существовании Бессарабии едва-едва, лишь пожали плечами. Сказали да. Бухарест благодарит, обещает помощь и поддержку Антанте, – в 1918 году чего не пообещать-то, – и вводит войска в Бессарабию, и цепь солдат окружает здание с Великим Национальным собранием бессарабцев. Говорильне конец.
Дедушка Первый приезжает в Кишинев, чтобы сбыть масло, которого в этом году был урожай невероятный, и, завершив успешно сделку, вкладывает вырученные деньги в пояс, часть отложив на развлечения. Развлекается. Отдохнув, расплачивается с проституткой, – ничего так, только много о себе думает, все о каких-то книжках поговорить хотела, про папу, учителя истории, рассказывала, – ох уж эти истории о бывших гимназистках, соблазненных и брошенных, – и выходит из борделя. Навстречу солдаты. Стой, жидовское семя. Простите, господа, но какой же я жид, смеется Дедушка Первый, на что лейтенант, сопровождающий солдат, говорит, внимательно глядя на посетителя борделя: имя, социальное положение? Дедушка Первый представляется. Чудесно, говорит подобревший румынский лейтенант, – представитель славного земледельческого сословия, как раз то, что нам нужно, прошу вас пройти с нами. Позвольте! Не позволю, качает головой румын, и солдаты подталкивают Дедушку Первого всю дорогу до Великого Национального собрания, где ему велят переодеться во фрак, сорванный с какого-то депутата предыдущего – недействительного, как объявили румыны, – созыва. Молдаване морщатся.
Как же так, сердито спрашивает Дедушка Первый румын, это же представители народа, их же выбрали, да как вы смеете. Солдаты смеются. Товарищи, гремит Котовский. Дедушка Первый, прибывший из глуши, с изумлением видит среди депутатов окруженного парламента и самого Гришку Котовского, душегуба, каких днем с огнем не сыщешь, вот и в их селе он, уходя от погни, пристрелил жандарма, а у того семеро детей мал мала меньше остались. Его же повесили! Товарищи, гремят шоферы. Ну не шоферы, а люди, которые одеты в кожу, будто шоферы какие, и Дедушка Первый с неприязнью думает, что не видит среди них ни одного местного. Откуда взялись? Вы, идиоты, скажете нам спасибо, говорит румынский лейтенант, устало прикурив у входа в зал заседаний, где новых депутатов выстраивают друг за другом в затылок – мы освобождаем