еще не пришел, лежит себе на холмах в безызвестности – так что Гриша довольствуется малым. Всенародная слава. Гриша – легенда Бессарабии, и о нем сложены легенды и мифы. Наверное, не меньше, чем их рассказывали о Зевсе и прочих небожителях Олимпа. Гриша местный. Сам из Бессарабии, сын своей земли, он, как и многие здесь, сын нескольких народов, и порой это взрывает его сознание. Проклятая мультикультурность. Гриша – бессарабский русский. Удалой, как новгородский укушуйник, упрямый, словно рязанец, откровенный по-казачьи – пусть и смуглый, как молдаванин, – в четырнадцать лет уходит из дома, и слава фамилии Котовский летит по холмистому краю тополиным пухом. Метафора. Тополей-то ведь в Бессарабии тогда не было. Да и парков многих, край был безводный, угрюмый и постылый. Гриша знал. Уж кто, как не он, чует, как здесь уныло, плохо и скучно, и Котовский частенько вспоминал строки Пушкина о Кишиневе. Ха-ха. Проклятый город Кишинев, тебя, постылый, ненавижу, и как там дальше, читал на память Гриша под хохот приятелей по разбою, сплевывавших в костер слюну напополам с вином. Ай да Пушкин. Ай да сукин сын, добавляет четырнадцатилетний Котовский, после чего в глазах темнеет и искры костра вспыхивают в глазах, – это кто-то из собутыльников врезал чересчур резвому парнишке за то, что обозвал поэта, это же Бессарабия. Пушкина уважают. Как блатные будут – Есенина. Даже любят. Несмотря на то что Кишинев не понравился, невзирая на ссылку, все равно, даже вот памятник в центре города поставили, говорят. Гриша встает. Пошатываясь, садится к костру в лесу, куда прибился с час назад, когда шел из поместья родителей, – ведь Гриша, вопреки легендам, вовсе не из бедняцкой семьи, – и терпеливо объясняет. Это сам Пушкин. Сам себя назвал так, в шутку, а еще восторженно, потому что написал чудесные стихи, и, стало быть… Бродяги слушают его с раскрытыми ртами, им приятно, что человек большой учености прибился к ним, а Григорий звереет, поглядывая на того, кто его ударил. Ночью зарезал. Тихонько, чтобы не разбудить остальных, – уж тогда бы в лесу закопали и его, – а когда все кончено, уходит и бродит по дорогам Бессарабии, чтобы стать суперзвездой. Спустя каких-то два-три года после побега из дома он известен. Григорий в зените. Провинциальная скучающая Бессарабия лишь рада его появлению. Есть о чем посплетничать.
Слыхали ли вы, мадемуазель, как Григорий Котовский, переодевшись полицейским чином, побывал в гостях у одного помещика, отужинал там, прекрасно провел время, – говорят даже, шельма, танцевал, пока дочь на рояле играла, – а под утро усадьбу ограбил. Украл и дочку. Та, говорят, позже уплыла пароходом в Америку и выступает сейчас на сцене, а перед тем два месяца жила в лесу, – в хижине в лагере разбойников, – и никто до нее даже пальцем не притронулся. Благородный разбойник! Уверяю вас… Продлится это недолго, потому что власти Москвы, раздраженные неуемной энергией этого нашего Робин Гуда, ха-ха, уже озаботились и выслали в Бессарабию лучшего следователя Департамента внутренних дел господина Н-ского… Фамилия изменена. А