мы поставить перед сиянием бессмертной Троицы». Сказав сие, уносились они по эфиру, и взор мой следовал за отлетавшими.
Это был сон; но сердце долго услаждалось досточтимыми видениями ночи и обликами светлой девственности. Слова дев возобновлялись в мысли моей и тогда уже. когда понятие о добром и худом ясно усваивается человеком, когда ум возобладал над любовью, и красота восхитительного ночного видения стала представляться не ясно. Как сухую солому вдруг освещает питаемая внутри ее невидимая искра, и сперва появляется малый пламень, а потом восстает обширный огненный столб, так и я, воспламеняемый видением, мгновенно озарялся любовью, и лучи ее, не укрываясь во глубине души, делались видимыми для всех.
Сперва сблизился я с людьми благочестивыми, которые, отрешась от перстного мира, избегли брачных уз, чтобы, окрылясь, следовать за Царем – Христом и с великой славой преселиться отселе. Их возлюбил я, объял всем сердцем, и избрал для себя вождями небесной надежды. А потом и сам отринул тяжелое иго супружества, возлюбив высокий жребий вечно юных существ, потому что существа, населяющие обширное небо, не знают уз супружеских и выше беспокойных страстей. И таков, во – первых, пресветлый великий Бог, а по Нем таковы же и Божий служители, которые стоят близ высокого престола, приемлют на себя первый луч чистого Бога, и, просветленные им, преподают свет и смертным. А те, которые совокуплены воедино из души и тела, по природе двойственны, есть порождения противоборствующей плоти, любят супружескую жизнь и готовы сеять в плоть. Но Бог – Слово, принеся нам лучший жребий, поставил его вдали от плоти и отделил от обманчивого мира, приблизил же к безбрачной жизни бессмертных.
К Нему мое сердце стремилось любовью. Не на земле утверждал я слабые стопы свои, но, вкусив тамошнего твердого ликостояния, как бы сладкого молока или меда, не захотел подступать ближе к горькой снеди, к рождающемуся от нее душепагубному греху. Для меня не привлекательны были пиршества, не имело приятности все то, о чем заботится юность, ни мягкая одежда, ни роскошные кудри, ни необольстительная прелесть срамных речей, ни смех невоздержный, ни воскипения неприязненной плоти. Другим уступил я стремнины, и ржущих коней, и своры гончих псов. Отринув все земные утехи, наклонил я шею под иго строгого целомудрия. Оно меня питало, ласкало, возрастило в великую славу и заботливо положило на руки Христу.
Но Ты, Отец, и Отчее Слово, и пресветлый Дух, опора нашей шаткой жизни! не попусти, чтобы враг, противник Твоей надежды, давил меня своими руками, чтобы и меня, как черный корабль, который по благополучном плавании, приближается к берегу и почти уже касается близкой пристани, вдруг сильная буря, всесокрушающим дыханием ударив в спущенные ветрила, понесла назад, и возвратив на широкий хребет жизни, и здесь и там обуревая великими бедствиями, бросила, наконец, на скрытные подводные камни.
А таков умысел завистливого велира. Он всегда преследует ненавистью человеческий