не могу помочь им ни словом, ни делом, что я отвратительный, бесчестный мальчишка, способный только на шалости, грубости и ябедничество.
Я вспоминаю всех людей, каких только я знаю, и все они представляются мне мелкими, глупыми, злыми и неспособными хотя бы на одну каплю уменьшить то страшное горе, которое я теперь вижу; церковные сумерки делаются гуще и мрачнее, и Божия Матерь с Иоанном Богословом кажутся мне одинокими». (А. П. Чехов Собр. Соч. в двенадцати томах. Т.1У,с.141).
Наступает момент исповеди, когда нужно сказать о себе всю правду, признаться во всех стыдных поступках, в которых часто боишься признаться даже самому себе. Как это трудно сделать, оценить себя, не делая себе никакой скидки, ничего не утаивая, Но как это необходимо человеку. «Теперь уже и я двигаюсь за ширмы. Под ногами ничего не чувствую, точно иду по воздуху… Подхожу к аналою, который выше меня. На мгновение у меня в глазах мелькает равнодушное, утомленное лицо священника, но дальше я вижу только его рукав с голубой подкладкой, крест и край аналоя. Я чувствую близкое соседство священника, запах его рясы. слышу строгий голос, и моя щека, обращенная к нему, начинает гореть… Многого от волнения я не слышу, но на вопросы отвечаю искренно, не своим, каким – то странным голосом, вспоминаю одиноких Богородицу и Иоанна Богослова, Распятие, свою мать, и мне хочется плакать, просить прощения… Как теперь легко, как радостно на душе!»
На другой день, в четверг, я просыпаюсь с душой ясной и чистой, как хороший весенний день. В церковь я иду весело. смело. чувствуя. что я причастник, что на мне роскошная и дорогая рубаха, сшитая из шелкового платья, оставшегося после бабушки. В церкви все дышит радостью, счастьем и весной; лица Богородицы и Иоанна Богослова не так печальны, как вчера. лица причастников озарены надеждой, и. кажется, все прошлое предано забвению. все прощено …»
Принимая святое причастие, человек как бы говорит себе: я хочу быть участником братства людей, которые умножают в мире добро и противостоят злу. Я знаю, что быть добрым нелегко. В мире есть жестокость, злоба, несправедливость. Люди могут быть ослеплены и страшны в своем ослеплении, но я верю, что не это закон жизни, что есть раскаяние и прозрение. В такие минуты очищения рождаются самые искренние и по – детски чистые стихи – молитвы, стихи – обет
Stabat Mater
Горько плача и рыдая,
Предстояла в сокрушеньи
Матерь Сыну на кресте;
Икона Распятия может содержать в себе и больше деталей, лиц. С ранневизантийского периода в композицию Распятия иногда вводятся изображения казненных вместе с Христом разбойников, которые не пригвождены, но чаще привязаны к кресту. Воины подносят Иисусу, страдающему от жажды, губку с уксусом, прободают его ребро копьем, делят одежду, перебивают разбойникам голени, чтобы ускорить их смерть.
Возле стоящего в отчаянии Иоанна изображается уверовавший в Спасителя римски�