целью диалога и которую Сократ отныне представляет как мастер. В конце концов, однако, Протарх во многом испытал на себе влияние философии времени, поэтому (см. ниже) в его уста можно вложить некоторые аристипповские фразы, 12. D. 38. A. 42. D. ff. Аллюзия на его отца Каиаса, известного друга софистов4, но еще важнее – поскольку это ставит под сомнение отсылку этого разговора к диалогу Горгия – прямое указание на Горгия, p. 58. A- ff, как своего учителя, посредством чего он также вступает в связь с Калликлом, но противоположную, так как в последнем, который также предстает там как исходящий из Горгия, выражено полное вырождение, которое является последним следствием софистических доктрин, а в Протархе больше зародышей того же самого, которые способны развиваться. Между Сократом и Филебом был только резкий и потому еще односторонний контраст; между Сократом и Протархом, напротив, преимущественно выступает отношение учителя к соисследующему ученику, так что Протарх часто напоминает Теэтета в одноименной беседе, за исключением того, что последний свободен от своей деформации, которая делает сомнительной полную плодотворность учения Сократа у него, несмотря на его p. 22. E. f. объяснения. Ведь даже в конце его пристрастие к удовольствиям отнюдь не искоренено полностью, но он настоятельно требует более тщательного наставления о ценности их низших видов, что Платон и использует для прерванного завершения диалога, и поэтому образ Аристиппа и его схожие отношения с Сократом, возможно, действительно в какой-то мере были у него в голове. Даже мимолетный намек, содержащийся в p. 53. D., на то, что он является любовником Филеба,5 бросает на него неблагоприятный свет.
И здесь Сократ предстает почти полностью доктринером, как и любой другой философ, примерно как элеатский странник; его невежество полностью отступает, и даже его эленктическое искусство, которое прежде всего требует от собеседника признания собственного невежества, беспомощности и бессловесности (απορια, αφασια), появляется, как и другие его особенности (например, смешение серьезности с шутовством, p. 28C. ср. m. 30- E.6 проявляется лишь в нескольких мимолетных чертах, p. 20. A. 21. D. 28. A-C.
Толпа немых слушателей, отчасти последователей Филеба и удовольствия, отчасти Сократа и проницательности (p. 11. A. 13. A. и H. Müller), не отсутствует и здесь, p. 15. C. 16. A. 19. C. D. 67. A. ff.
Наконец, если в «Горгии» речь шла только о чистом познании блага, то здесь низшие уровни сознания также должны быть приняты во внимание с самого начала вместе с высшим благом, p. 11. B. f., благодаря чему «Филеб», помимо «Горгия», также прямо связан с «Теэтетом». Далее, в «Кратиле» диалог тоже начинается как продолжение, как и здесь, и в половине диалога, задуманной как предшествующая, природа и устав находятся в такой же односторонней оппозиции друг к другу, как здесь понимание и удовольствие, за исключением того, что здесь, в отличие от там, сам Сократ пока представляет одну сторону этой