Так стояли долго, дожидались, пока утихнут шаги. Устьян выглянул в галлерею, го ни света, ни посторнних не заметил.
– Всё, можно идти, – прошептал лихой человек.
Тяжеловато было, всё же воздух был тяжкий, спюртый. Софья торопилась, и чуть было не перепутала двери, но затем вернулась к верному месту.
– Вот, та дверь, – произнесла она почти заветные слова.
Царевна поднесла фонарь к замочной скважине. Фёдор начал работу, подбирая отмычки со своей связки. Дело сделано было чисто. София осветила крипту, и принялась искать нужный саркофаг. Искала долго, но затем припомнила расположение могил. Наконец нашла, длинный саркофаг из известняка, и притом без единой надписи.
– Вот. сюда, – тихо проговорила царевна, – крышку поднимите, только осторожно.
Заметила Софья, как переглянулись два ухореза, но промолчали. Знали её крутой нрав.
Устьян достал свой ломик, а Дормидонт свой. Хитрая такая штука, напоминала букву Г, с одного края конец был рсплющен. И одобно было им двери вскрывать да замки ломать . Поддели с обеих сторон крышку, только вздохнули тяжело, но сняли.
Софья перекрестилась правой рукой, а в левой так и держала фонарь. От гроба пахнуло ладаном да благовониями, она осторожно сняла пелену с лица мёртвого. На лбу, как должно, были облатки с молитвами, челюсть подвязана шелковым платком. Глаза мёртвого запали, но приметная родинка на левой щеке никуда не делась. Софья закрыла глаза, перекрестилась, её сердце билось часто -часто .
Это был её мёртвый брат Пётр Алексеевич. Царь и Великий князь Всея Руси лежал в смертной постели, ожидая трубы Архангелов.
Он с трудом пришла в себя, знаком показала закрыть гроб. Дормидонт и Устьян работали быстро, но назад царевну едва не волокли на себе. Женщина никак не могла прийти в себя. Уже у двери в подземелье с трудом прошептала испуганной Палашке :
– Дай из моих денег каждому по три червоных…
Заговор
– Чего взвару не принесла! – кричала вне себя от ярости Софья, – дурища вялая! О господи! Сколько я без сил валялась?
– Так три часа всего, матушка… – прошептала испуганная Палашка, – сейчас, я быстро!
– Обожди… Вот, за труды тебе, – и отдала холопке два ефимка. – а предашь, как бог свят, своими руками придушу… Зелье неси, быстро!
Пелагея выбежала из светёлки, а рука Софьи потянулась к кувшину с вином и кубку. Но, остановилась на пол пути, и лишь пальцы стали выбивать дробь по столешнице. Вспомнила она, что нельзя мешать вино и тяжкий травяной настой, худо будет… Закрыла глаза, голова болела страшно.
– Матушка, вот, принесла я, – и Палашка поставила чашку китайского фарфора на стол.
И серебро для зелья худо, и глина не годится, словно впитывает всё, и вкус и запах. А лучше всего стекло венецианское, да фарфор. Холопка отведала настой, так уж было заведено, и только тогда царевна выпила всё до дна. Сразу полегчало, боль, как волной смыло.
– Пелагея… Кого из дворни знаешь Ивана Алексеевича Цыклера да окольничего Алексея Прокофьевича Соковнина?
– Так