виду белых человекообразных обезьян, с редким, нехарактерным для описанных приматов волосяным покровом, и поражала своей гнусной схожестью с человеком. Не стоит приводить здесь всех омерзительных подробностей; лишь две из них столь резко бросаются в глаза, что достойны упоминания, поскольку ужасающе точно совпадают с некоторыми из заметок сэра Уэйда Джермина об африканских экспедициях и конголезскими легендами о белом боге и повелительнице обезьян. Вот в чем их суть: герб на золотом медальоне, покоившемся на шее существа, был фамильным гербом Джерминов, а шуточное предположение господина Верхерена, описывавшего иссохшее лицо мумии, касалось не кого иного, как ранимого Артура Джермина, прапраправнука сэра Уэйда Джермина и его безвестной жены, наглядное, противоестественное сходство с которой было поистине чудовищным. Члены Королевского антропологического института сожгли этот предмет, выбросили медальон в колодец, и некоторые из них отказываются признавать, что Артур Джермин когда-то числился в мире живых.
Кошки Ултара
Говорят, в Ултаре, что лежит за рекой Скаи, никому из людей не дозволено убивать кошек; глядя на моего мурчащего кота, устроившегося у огня, я охотно этому верю. Кот – существо загадочное, близкое странным созданиям, невидимым людскому глазу. Его духом проникнут Древний Египет, и он хранит предания забытых городов Мероэ и Офира. Он родич владык джунглей, он наследник тайн допотопной, зловещей Африки. Сама Сфинга приходится ему двоюродной сестрой, и ему ведом ее язык, но сам он древнее Сфинги, и память его хранит то, что она позабыла.
Еще до введенного властями Ултара запрета в городке жили батрак с женой, любившие ловить и убивать соседских кошек. Не знаю, что побуждало их к этому; быть может, то, что многим противен кошачий мяв в ночи, и они считают, что те должны безмолвно разгуливать по дворам и садам, едва зайдет солнце. Так или иначе, каким бы ни был повод, этот старик и его старуха наслаждались тем, что приманивали и убивали каждую кошку, что появлялась близ их лачуги, и судя по некоторым звукам, доносившимся из нее с наступлением ночи, убийства они совершали с особым тщанием. Но никто из соседей не отваживался заговорить об этом ни со стариком, ни с его женой, причиной тому была привычная угрюмая мина на их морщинистых лицах, как и то, что их неказистая хибарка ютилась глубоко в тени раскидистых дубов на задворках заброшенного сада. По правде говоря, страх большинства владельцев кошек перед парой этих чудаков был куда сильнее ненависти к ним, и вместо того, чтобы счесть их безжалостными убийцами, они заботились о том, чтобы ни один из их питомцев-мышеловов не приближался к одинокой лачуге, таившейся под древесной сенью. Когда случалось неизбежное и пропадала чья-нибудь кошка, чьи вопли слышались во тьме, несчастному владельцу оставалось лишь бессильно оплакивать утрату, благодаря судьбу за то, что не пропал