Я сунула свои четки в руку Человеку-Солнцу и на следующий день начала собирать камешки-бусины для новых.
В тот же день, вечером, пока старик зажигал бакены, я решила тайком заглянуть в книгу, которой он молится. Я аккуратно сняла ее с полки, качнув висевшие четки на засаленной нитке, но не смогла открыть. Книга будто стала камнем, литым, единым куском спаянных между собой страниц. А ведь старик открывал и читал ее каждый день! И один раз я незаметно заглянула через его плечо, увидела рисунок веретена, а еще море, человека, девочку. Она была красивая, с большими светлыми глазами, и держала в руках веретено. Не знаю, как я поняла, что это оно. Может, когда-то давно старик мне сказал, но я не помню, как это было. А может, просто я знаю. Какие-то вещи знаешь, и все. И сам не понимаешь откуда.
…Но сейчас книга не хотела открываться. Я испугалась и поскорее поставила ее на место.
Сломанное крыло
Мне часто бывает грустно. А может быть, мне грустно всегда. А может быть, для этого есть другое слово. Например – пряха. Вдруг быть пряхой – это и значит быть грустной, одинокой, ходить по маленькому острову и ждать, ждать, ждать. Я не знаю чего. Чего-нибудь. Мои одинаковые дни приносили одинаковые вопросы, которые не имели ответов. Я тосковала по кому-то, с кем можно поговорить, кого можно взять за руку, от кого можно дождаться слова в ответ.
Однажды на берегу я нашла птенца с перебитым крылом. Он был совсем крохотный, бесстрашно разевал рот и шипел на меня. Я не понимала, чей это птенец, он не был похож ни на одну птицу, которую я знала. Серое брюшко и спинка, серая шея и голова, а крылья – черные до синевы. И синий хохолок на голове. А клюв – желтый. Так много красок в одном существе заворожили меня. Я осторожно протянула руку и ласково зашипела:
– Шшшш-шшшш…
Мне казалось, что надо говорить на его языке, так он лучше меня поймет. И правда, он будто успокоился, перестал шипеть сердито, а потом и вовсе замолчал, уставился на меня черным круглым глазом. Я тихонечко погладила его по спине, а потом по голове. Птенец заклокотал, и я увидела, что одно крыло у него неестественно вывернуто, сломано. Аккуратно взяла птенца на руки.
Я спряталась от старика среди валунов и там осторожно положила птенца на мох. Снова погладила его синий хохолок. Он был такой мягкий и нежный, нежнее теплой воды. Потом я аккуратно выщипала пух вокруг раны. Птенец ругался, клекотал и шипел, но не дергался. Он чувствовал, что я хочу помочь. Я соединила сломанные кости, нашла палочку, и мне пришлось оторвать подол у платья, чтобы примотать эту палку к косточкам. Они должны быть неподвижны, иначе не срастутся, это я хорошо понимала. Но птенец все время хотел расправить крылья, и моя повязка слетала. Я промучилась несколько часов, прежде чем догадалась, что нужно делать.
Я сняла гетры, выбрала ту, что меньше протерлась, снова наложила повязку птенцу, проковыряла дырки для лапок и натянула гетру на тельце так, чтобы птенец не смог расправить крылья. Я вспотела и ужасно устала, да и он тоже. Он задыхался от страха, а еще, кажется, хотел пить. Я понесла его к роднику и ткнула клювом в воду. Птенец