чувствовал, что нам с братом надо было время на свою жизнь, работу и отдых. Брат после своей работы любил сходить на рыбалку, а я любил просто побродить по лесу, или съездить в небольшое путешествие, – отдохнуть от огорода и деревенского образа жизни. Я уезжал, и всегда говорил этому, все понимающему старому дому «до свидания», а когда приезжал, говорил ему «привет».
У меня уже была своя квартира, и я проводил там больше времени – ездил оттуда на работу, отдыхал по вечерам, но все выходные всегда проводил в родительском доме, а летом старался бывать там почаще. И дом и мама старели, и требовали от нас с братом большего внимания. Мы с ним ухаживали за домом и за мамой постоянно. Когда приходил в гости мой брат, он всегда здоровался с мамой и домом, а уходя, говорил им «пока-пока». У меня была привычка говорить громко «привет», когда я приходил, а когда уходил, говорил им «я пошел».
И дом и мама понимали, что остаются без нас ненадолго, и не обижались на нас, – у нас была своя жизнь, и мы должны были заниматься прежде всего собой, своими делами и своими квартирами.
Мама прожила долгую жизнь, но однажды ушла – навсегда, а в этом доме кто-то обязательно жить, иначе он бы тоже заболел и умер, как это случается с брошенными деревенскими домами. Я уже не работал, и переехал в родительский дом навсегда. В нем было хорошо дышать, тихо и спокойно, не то, что в моей квартире, где был очень сухой воздух, иногда доносился шум от дрели, ссорились соседи или лаяла собака.
Сейчас я ездил в свою квартиру только отдохнуть от деревенской жизни, которой я жил в родительском, а сейчас моем доме. Она была очень насыщенной, особенно весной, летом и осенью. Зимой можно было отдохнуть от домашних дел, от ремонта и огорода, но одиночество ощущалось сильнее, и я, когда приезжал в свою квартиру, смотрел на человеческие муравейники напротив моего дома и понимал, что здесь невозможно чувствовать себя одиноким – слишком много жило здесь народа.
Потом я ехал в частный дом, открывал дверь, говорил дому «привет», здоровался с домовым, который, наверное, жил где-то здесь, может быть за русской печкой на первом этаже, а может в подвале. Я спускался на первый этаж, благодарил за службу газовый котел, который меня грел зимой и шел проверять огород, кормить воробьев, синиц и смотрел, все ли там в порядке.
Деревенская спокойная и размеренная жизнь продолжалась, как и положено.
Воробей – несун
Рабочие дни шли один за другим. Устав сидеть перед компьютером на работе, я дожидался обеда и шел погулять на улицу. Обед я готовил по вечерам дома: варил суп с мясом, наливал его в банку и нес его на работу. Второго блюда у меня не было,– я привык, что на обед у меня только суп, а если я ел еще котлету с гарниром, то потом просто засыпал. На третье у меня был компот, который варил дома и нес его на работу в армейской фляжке, которую привез из армии несколько десятков лет назад. К компоту я покупал пряники, и этого обеда мне хватало вполне.
Обед у меня проходил в разных местах