собирают.
Ни красой, ни высотой не удивляет,
Скромно прячется среди камней,
Только чары навьины снимает,
Возвращает жар в сердца людей.
Муж жену нежнее обнимает,
Дети с ласками к родителям спешат,
Даже бабка с дедом вспоминают,
Те слова, что Жар-травой шуршат.»
Утром встала – вроде всё тихо. Ну, я котёл на огонь поставила, свежей крапивы заварить, а сама решила умыться по-быстрому и силок проверить. Вдруг попался кто. Хоть супчику наварим.
В силок зайчишка попался. Тощенький такой. В другое время я бы его отпустила, но тут хоть бульончику Прову сварю. А обрезки всякие дам Мякишу поглодать – всё еда.
К пещере подходим. Тихо. Неужели сегодня, наконец всё обойдётся?
АГА! Обойдётся! Как же!
Пров лежит, где и лежал. Только связанный крепко-накрепко. А каждая верёвка – с мою руку толщиной. Пров звука не издаёт, а только видно, что верёвки эти муки ему страшные приносят. А почти перед самым входом в пещерку пиявка разлеглась с хорошую корову размером. Да ладно бы просто лежала, она ведь, тварь такая, плюётся ещё. А как плюнет, так из её плевка сразу змея появляется – и к Прову, а на нём уже верёвкой заплетается.
Ну, всё! Кончилось моё терпение!
Сама не помню, как я через эту тварь перепрыгнула, схватила кипящий котёл – да на пиявку. Она и лопнула!
Ну, я ошмётки-то в костёр смела, чтобы не валялась эта пакость под ногами, да не смердела, потом верёвками, что Прова опутывали, занялась. Тронула одну, а она, как лёд холодная. У меня даже руки свело. Каково же Провушке приходится?!
Сделала я факел, да аккуратненько, чтобы Прова не обжечь, ткнула в одну из верёвок. Она враз змеёй оборотилась и тянет морду ко мне, чтобы укусить. Но Мякиш, друг мой верный начеку. Он такое место у змей на затылке знает – один укус – и всё кончено. Я эту змеюку выдернула, оттащила подальше, и мы с Мякишем со второй расправились. Не меньше десятка мы их растащили. Только последняя решила с нами не связываться, а сама в траву уползла.
Освободили мы Прова, а он всё равно, как заледенелый лежит. Я уж ему и руки-ноги растирала, и дыханием согреть пыталась, Мякиш животиком тёплым на грудь лёг. Но всё без толку.
Обняла я Провушку и заплакала. Видно, горючими слёзы мои оказались, оттаивать Провушка начал.
И шепчет мне тихонько:
– Неугодушка, а домой-то тебе не пора? Трав-то ты целый стог набрала. Добираться домой долго придётся.
– Да я всё понимаю, вот только соображаю, как бы мне и тебя и травы дотащить. Эх, пожадничала Жданка, хоть бы какую лошадёнку дала. Травы в Слободе очень нужны. Не принесу вовремя – останутся наши мужчины замороженными без жара в груди.
– Так брось меня тут. Отнеси травы. Потом за мной вернёшься.
– Ага, тебя бросишь. На пять минуточек оставлю, так к тебе всякая нечисть липнет. А пока я с травами туда-сюда ходить буду, тут столько всякого понаползёт, что я тебя и не отрою. Нет, дружочек, нам всем вместе выбираться надо. Вот только как, придумать пока не могу.
– А ты