чемпионкой Узбекистана. На всесоюзных соревнованиях высоких мест не занимала, но когда выступала, все бежали смотреть. Говорили: «Винер выступает! Станцует что-нибудь интересное!» И под «Чардаш» Монти я танцевала, и под романс Рубинштейна «Ночь».
6
Борис Винер:
Ира была девочка потрясающей красоты. Умница, отличница и очень хорошая сестра. Многому меня научила. Например, любить поэзию, выразительно читать стихи, понимать смысл произведений великих писателей.
У нас была большая библиотека. Папа собирал книги, и мы ходили отмечаться по утрам и вечерам, чтобы получить какое-то многотомное издание, стояли в долгих очередях.
Первым в моем перечне авторов был Пушкин. Любила и прозу его, и стихи. Не раз перечитывала «Дубровского», «Метель», «Пиковую даму», «Сказку о рыбаке и рыбке», «Бахчисарайский фонтан». Очень нравился Золя. «Ругон-Маккаров» я прочла в седьмом и восьмом классах. Следила за тем, как переходили пороки из поколения в поколение, из романа в роман, и как эти пороки проявлялись в каждом из героев. Любила Чехова, Лондона, Мопассана, Некрасова, Крылова, Алексея Толстого, особенно роман «Аэлита», и сочинения Льва Толстого, его «Анна Каренина» поразила меня.
Учителя в моей школе были прекрасные. Многие из них оказались в Ташкенте в эвакуации. Запоминающиеся личности. Один восклицал: «Кто же кого придумал? Человек номенклатуру или номенклатура человека?» Другой, весьма пожилой, преподававший историю Древнего мира, прослезился, когда говорил о падении греческой цивилизации, так жаль ему было греков. Учительница русского языка не только объясняла правила, но и открывала нам мир, требуя вслушиваться в звучание слов, вдумываться в их происхождение и взаимосвязь. Сказала, что имя Иван происходит от еврейского Иоанн. Об Иоанне Крестителе, разумеется, промолчала – уволили бы, по понятным причинам, в тот же день.
Был ансамбль, который создали два красавчика из класса постарше. Как только начиналась перемена, они прибегали ко мне. Я была их идейным вдохновителем, хотя музыке не училась никогда. Консультировала по части репертуара и организовывала выступления. Все школы в окру2ге стремились заполучить моих музыкантов на танцевальные вечера.
Как и все дети в Узбекистане, с восьмого класса уезжала на хлопок. На три месяца, с сентября. Ехала с радостью, возвращалась тоже с радостью: уборка хлопка – дело нелегкое. Нам давали фартук-мешок, мы надевали его на шею, завязывали на пояснице и отправлялись за «белым золотом» в казавшиеся бескрайними поля.
На ночлег возвращались уставшие, но спать не торопились, устраивали себе приключения. Помню, что на спор подходила к цепной собаке, которая могла меня разорвать, шла навстречу машине, несущейся в темноте с зажженными фарами по проселочной дороге, – машина приближалась, а я все равно шла.
И детство, и юность мои прошли в Ташкенте, щедром, теплом, интернациональном.
Застала время, когда некоторые женщины ходили в парандже. Застала