принялся беспокойно ходить взад и вперед, а племянник продолжал одиноко сидеть у стола перед ужином, о котором до сих пор никто не вспомнил. Приняться за него один он не решался, потому что мамаша была настроена в высшей степени немилостиво. К счастью, через несколько минут она вернулась, и на этот раз ее лицо сияло.
– Все в порядке! – коротко сказала она. – Он держит сына в объятиях, а тот висит у него на шее, остальное само собой уладится. Слава богу! Можешь есть, Вилли, буря, нарушившая весь порядок в доме, кончилась.
Вилли поспешил воспользоваться полученным разрешением. Но Вальмоден покачал головой и заметил вполголоса:
– Если только она действительно кончилась!
Глава 5
Отец и сын не заметили, что дверь тихонько приоткрылась и так же тихо опять закрылась. Гартмут все еще обнимал отца, его робость и сдержанность исчезли и уступили место бурной нежности; он был чарующе мил, и, может быть, отец не без основания опасался, чтобы его ласки не лишили его твердости. Майор почти не говорил, но часто прижимался губами ко лбу сына и не сводил глаз с его прелестного, полного жизни лица. Наконец Гартмут тихо проговорил:
– А… моя мать?
– Твоя мать уедет из Германии, когда убедится, что ты и впредь должен оставаться вдали от нее, – сказал майор на этот раз без всякой жесткости в голосе, но твердо. – Ты можешь ей писать, я разрешаю переписку с некоторыми ограничениями, но личных отношений я не могу и не должен допускать.
– Отец, подумай…
– Я не могу, Гартмут, это невозможно!
– Неужели ты так ненавидишь ее? – с упреком спросил юноша. – Ты пожелал развода, а не она, я знаю это от нее самой.
Губы Фалькенрида дрогнули. Горькие слова готовы были сорваться с его языка. Он хотел сказать, что развод был вопросом чести, но взглянул на вопросительно устремленные на него глаза сына, и слова замерли на его губах – он не мог обвинять мать перед сыном.
– Оставь это! – мрачно ответил он. – Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Может быть, позднее ты узнаешь и поймешь руководившие мной мотивы, теперь же я не могу избавить тебя от жестокой необходимости сделать выбор: ты должен принадлежать только одному из нас, с другим надо расстаться. Смотри на это как на волю судьбы.
Гартмут опустил голову, он чувствовал, что в настоящую минуту ничего больше не добьется. Он и раньше знал, что свидания с матерью должны будут прекратиться, когда он вернется домой, к строгой дисциплине учебного заведения; теперь отец разрешал переписку – это было больше, чем он смел надеяться.
– Я скажу это матери, – ответил он убитым голосом. – Теперь, когда ты все знаешь, я, конечно, могу идти к ней открыто.
Майор остолбенел – он совершенно не думал о возможности такого вывода.
– Когда же ты собираешься увидеться с ней?
– Сейчас у пруда, она, наверно, уже там.
Фалькенрид боролся с собой. Какой-то голос в его душе убеждал его не допускать этого свидания, но он чувствовал, что запретить его было бы жестоко.
– Ты вернешься через два часа? –