у нее отразилось удивление, а потом она улыбнулась, показав полный набор кривых порыжелых зубов.
– Много бы я дала, чтобы знать, лапа. Но видеть их я начала только после его смерти. Горе и все такое, – видимо, во мне и открылся какой-то духовный канал. А до того я их не видела.
А потом – сразу же тихим, задушевным голосом:
– Что ты видишь, Джем? – (Я вжалась в спинку дивана.) – Что ты видишь? Я же знаю, что видишь. Мы одного поля ягоды, Джем. Обе знаем, что такое потеря.
Она поймала меня врасплох. Так хотелось все ей рассказать. Страшно тянуло взять ее костлявую руку в свои, почувствовать ее силу. Я знала, что она мне поверит. Я поделюсь своей тайной, сброшу хотя бы часть своего одиночества. Я медлила на самом краю – она тянула меня к себе. Сейчас все случится…
– Бабуль, если ты вот так будешь мучить всех моих гостей, у меня друзей не останется. Хватит, оставь ты ее в покое. – Голос Жука, как мечом, рассек протянувшиеся между нами энергетические линии. Я будто выскочила из ловушки. – Пошли, чел, покажу тебе свой новый музыкальный центр. Полный отпад.
Он повел меня к себе в комнату.
Выходя из гостиной в прихожую, я обернулась. Вэл так и не отвела от меня глаз, все сверлила взглядом, пока нашаривала пачку и зажигала новую сигарету.
На лестнице грохотала музыка. Я пробиралась между ног и тел. Меня едва замечали: народ ширялся, оттягивался, совокуплялся.
Я, вообще-то, пришла поискать Жука.
– У База в субботу вечером собирается народ, – сказал Жук на следующий день после гибели бомжа. Мы снова сидели у канала, швыряли камешки в консервную банку. – Меня туда звали. Еще бы не звали. И ты подваливай, в любое время после десяти. Найтингейл-хаус, третий этаж.
Я не знала, что ответить. Жук произнес все это будто бы между прочим, но приглашение на субботнюю вечеринку слишком уж смахивало на свидание, а я не собиралась играть во все эти слюнявые игры. Я только-только привыкла к тому, что у меня есть приятель, с которым можно погулять, переходить к чему посерьезнее пока было рано. И вообще, вслух-то я этого никогда не произносила, а про себя думала: если уж заводить серьезные отношения, то с человеком порядочным. Я, понятное дело, подумывала о таких отношениях, хотя и довольно редко, и всегда воображала себе кого-нибудь симпатичного, ну, может, не на все «пять», но уж на твердую «четверку». Уж всяко не такого, как Жук, – долговязого, тощего, дерганого, да еще и вонючего. Которому, кроме всего, жить осталось пару недель.
Надо бы разобраться, кто он вообще такой, может, придурки-однокласснички, вообще-то, и правы. Только сделать это по-тихому, чтобы ни мне, ни ему не попадать в глупое положение. Я же не стерва.
– Жук? – сказала я, изобразив голосом знак вопроса.
– Ну?
– Слушай, тогда, в школе… зачем ты это? Зачем полез?
Жук нахмурился:
– Так он тебя оскорбил, Джем. Я же