запряженную в телегу. Никто не знал, что с ним стало. Сначала Зухра забрала сестренку Зулейху в дом родителей Шакира; отцовский дом и двор опустели – не стало кобылы, корову давно увели красные, попропадали куры, оставшиеся были съедены.
Как-то красные пришли и стали растаскивать для укрепления окопов вокруг села бревна так и не собранного в дом сруба Ахата. Сабир-агай, во что был одет, выскочил из дома стал умолять солдат не делать этого:
– Ребятки, сынки, не разоряйте нас. Сына это сруб, вот придет он с фронта и поставит дом. Не надо ребята, ох…
Сначала его отгоняли прикладами, нещадно били в плечи, в живот, и когда он, вырвавшись, подбежал и лег, раскинув руки поперек на уже посеревшие бревна, его просто закололи штыком, стащили тело на траву и окрававленные бревна все до одного отвезли на позиции. Там они, прошитые пулями, расщепленные разрывами гранат, сгорели.
Постепенно колчаковцы, отступая, окончательно разоряя сельчан, уходили на восток. За ними шли обозы красных, насаждая советскую власть. В селе установился относительный мир, только теперь красные, уже утвердившись во власти, окончательно расправлялись с врагами большевизма. Обозы со связанными ненадежными сельчанами уходили в сторону Архангельского.
Вернулся от белых в дом Гайши израненный Асхат, но его, сопротивляющегося, нелепо размахивающего большими ладонями на тонких руках, вытащил на улицу Тимербака. На шум и возню, на хриплые возгласы дяди Асхата Накипа собралась толпа:
– Что вы делаете! Тимербай, пощади Асхата! Вы же вместе все детство были, вместе росли и играли. Зачем тебе его жизнь?!
Тимербай, высокомерно глядя на молчавшую и спрятавшуюся за плечом худого мужа Гайшу и обращаясь к окружившим сельчанам, подражая речам пламенных коммунистов, размахивая наганом, заговорил:
– Да, дядя Накип. Мы вместе росли, вместе играли. И Асхат немало в детстве нахлебался горя в вашей семье. И он должен был быть вместе с нами. Вместе с теми, кто пошел против белых за справедливую власть большевиков, за власть бедных. А он продался за красивую форму и сапоги. Он не наш! Он убивал моих друзей, и ему нет пощады. Белые казнили моих родителей, а он белый!
И, дав команду держащим за руки Асхата отпустить его, оставив у плетня дома Гайши, поднял наган.
– Тимер! Стой… – только заговорил весь дрожащий Асхат, как Тимер почти в упор выстрелил в него, и тот, сразу обмякнув, упал на плетень, его тело в судорогах мягко покачалось на плетне и упало под ноги Тимербаю. Тот же с омерзением отпихнул худое окровавленное тело и, сорвав траву у плетня, обтер окровавленные сапоги.
Зухра, ничего не знавшая о том, где ее Шакир, стала выспрашивать о судьбе валидовцев. Говорили, что они, сначала воюя на стороне белых, были сильно побиты под Стерлитамаком, отступали с белыми, но когда они уже покидали пределы родных земель, Заки Валиди вступил в переговоры с большевиками, и его войско перешло к ним. Про то, что стало с Шакиром и Ахатом, никто не знал. Никто из ушедших с ними еще не вернулся. Но она все ждала.