духов – хранились в скриптории. Столетия традиций, ограничений, изоляции пропитали сами камни этого особняка: Беатрис смотрела на своего заклятого врага.
– Не хмурьтесь так, мисс Беатрис. Нельзя все испортить, столь откровенно показывая чувства, – укорила Клара. – Улыбнитесь.
Беатрис растянула губы в улыбке, щеки ее округлились.
– А теперь искренне. Подумайте о чем-то приятном. Представьте, что делаете нечто замечательное.
Беатрис вообразила, будто имеет право на каждый дюйм Ордена магов, будто они с ее Великим духом – известные исследователи тайных обрядов. Будто джентльмены улыбаются ей не потому, что она красива, а потому что ее уважают. Будто девушки порхают из одного лекционного зала в другой, открыто изучая искусство и науку Высшей магии. Беатрис представила мир, в котором хотела бы жить, и расправила плечи. И улыбнулась так, будто Орден магов был ее другом.
– Так-то лучше! – похвалила Клара. – Я отвезу платья домой, поскольку вы вернетесь с отцом. Удачи!
– Спасибо, – отозвалась Беатрис и направилась к высоким входным дверям.
Большой холл оказался прохладным и тускло освещенным, звук шагов отдавался под сводчатым потолком и разносился по помещению, где были выставлены портреты дебютанток. Четырнадцать живописных полотен, вдоль которых стояли вазы с дорогими цветами; их аромат распространился по отделанному камнем залу. Беатрис подошла к портрету Исбеты Лаван, ошеломляющей и полной жизни в платье глубокого бирюзового цвета; лландрийка тянула руку к топазовой бабочке, привлеченной пышными бутонами пахучего дерева на заднем плане. Легкую, как сам воздух, корону локонов покрывала украшенная драгоценностями диадема. Исбета выделялась из всех дебютанток великолепием наряда и красотой, ее портрет висел в центре, слева и справа от него оставили пустое пространство, будто никто не мог с ней сравниться.
Портрет Беатрис находился в темном углу, рядом с изображениями двух других девушек с невзрачными лицами, но все же богатых. Платье на ней было бархатное, и художник точно передал не только мягкое сияние ткани, но и немодные пышные рукава. На коленях она держала виолу.
Беатрис почти забыла запах олифы и проклятую пыль в воздухе, от которой хотелось чихать. И невероятную скуку – ведь сидеть приходилось неподвижно, и нечем было занять мысли, кроме отчаянного желания унять зуд. Пока художник из Грейсфорда писал портрет, Беатрис больше всего запомнилось то особенное ощущение, когда ее пристально изучали, а истинная ее сущность тем временем оставалась незримой.
А ведь портрет мог быть интереснее. Встретив Беатрис возвращающейся после утренней прогулки с ружьем, зажатым под мышкой, художник загорелся желанием написать ее в таком образе. Она пыталась объяснить, что взяла оружие только для из-за опасений наткнуться на кабана, лесных манксов или даже медведя, но художник слишком увлекся своим видением. Отец покончил с его фантазиями, пригрозив отправить восвояси без жалованья.
О, если б он только добился своего. Но