их в стороны.
Дим прыгнул вперед, выдав серию сокрушительных хуков[18] (те попали в пустоту), а в следующий миг рухнул на спину от молниеносной подсечки.
– Еще, – одобрительно кивнул младший лейтенант, после чего Дим вскочил и попытался выполнить апперкот[19], но противник гибко поднырнул под него и с криком «ха!» швырнул старшину через себя на землю.
Упрямый морпех вставал еще и еще, результат был аналогичный, а затем инструктор прекратил бой и спросил, где тот учился боксу.
– В московском «Динамо», – утер разбитую губу Дим, уважительно глядя на офицера.
– Неплохо работаешь, – бесстрастно сказал Пак. – У меня после первого раза редко кто поднимался.
Спустя пару недель пополнение лихо сигало с «По-2» с парашютами, уверенно дырявило мишени из ППШ и немецких «шмайсеров», могло читать карту и минировать объекты, а также неплохо освоило рукопашный бой.
Последний Диму нравился особо, и своего лучшего ученика невозмутимый Пак, научил метать в цель штык-нож, саперную лопатку и финку…
…В тяжелых боях начался сорок третий год, были атаки, оборонительные бои и выбросы за линию фронта. Морской ангел берег Дима – тот не был убит и отправил в мир иной еще нескольких фрицев, а в составе поисковой группы взял ценного «языка», получив свою первую медаль «За отвагу». А еще обзавелся трофеями – «парабеллумом» и эсэсовским кортиком. Пистолет, слазав ночью на место недавнего боя к подбитому бронетранспортеру, он вместе с кобурой снял с убитого обер-лейтенанта, а кортик едва не прервал молодую жизнь старшины в одной из схваток.
Тогда атакующие фашисты ворвались в траншеи моряков, и завязался рукопашный бой, жестокий и молчаливый. Расстреляв в упор диск, Дим сцепился с жилистым эсэсовцем с «вальтером» в руке, который у него на глазах застрелил ротного комсорга.
– Ах ты мразь! – прохрипел Дим, и враги рухнули на дно траншеи. Немец оказался сверху (старшина едва успел выбить пистолет), а в следующий момент над ним блеснуло тонкое жало. «Кранты», – промелькнула мысль, а потом в башку немца, сзади врубилась саперная лопатка.
– Живой?! – заорал кто-то знакомым голосом, и смертоубийство продолжилось.
Спустя час в траншее положили всех фрицев, раненых добили (эсэсовцы моряков в плен не брали и те отвечали взаимностью), а потом долго напивались дымом самокруток и молчали. Смерть к разговорам не располагает.
Кортик же Дим оставил себе, очень уж он был по руке. С серебряной оплеткой на рукояти, острым золингеновским клинком и витиеватой гравировкой на нем «Blut und Ehre», что означало «Кровь и Честь». Девиз старшину вполне устраивал.
Потом, в многочисленных вылазках за линию фронта, Дим перережет им не одну арийскую глотку, а пока он подбрасывал трофей на ладони и радовался, что остался жив. Смертельный счет был в его пользу.
Все это время в перерывах между боями любящий сын писал короткие письма маме. В них он сообщал, что жив-здоров, бьет немцев,