и она увидела перед собой молодого парня с винтовкой в руках. Он был в непонятной форме, явно большей его размера на три, в каске и с пластырем на переносице. Под двумя глазами виднелись синие пятна, а от всего тело несло сильным перегаром.
– Ты кто? – спросил он, щурясь и пытаясь разглядеть, среди канистр ее силуэт.
– Я не знаю, – ответила она, проносясь взглядом по уже ставшему родным машинном отделении. Как оказалось, вокруг нее были не только тряпки и канат. Рядом с ней была целая уча разных патронов, просто так, высыпанных у одному углу.
– Ты, шо, дебил? – спросил молодой к подходившему второму, – Куда ты патроны насыпал, придурок? А, если бы она, их выкинула или съела? Я с тебя поражаюсь Захаренко. Дебил-дебилом.
– Так она, это, не хера не помнит, говорит. На кой ей патроны? – указывая на нее, виновата оправдывался второй. – Слышь, – вновь к ней, – ты кто, дочка?
– Я не знаю…
– Ясно. Мне тут не да ваших разборок. Давай вытягивай ее с грузовика, и дуй к Остапенко. Он про тебя полдня уже спрашивает. Эту на мойку что ли, или к нам в комнату тащи, все равно ей тут жизни не дадут, – откидывая брезент назад, сказал молодой. – Там хоть наши с ней поговорят, душу отведут. А то мужики месяц уже без бабы.
– Кто вы? – в истерике прокричала она. – Кто вы, куда вы меня вести собираетесь?
Послышались шаги первого. Он спрыгнул с кабины и направился в сторону кузова.
– Осипенко, ты шо ей не объяснил? – обратился к нему молодой.
– Та шо там объяснять? Видно ж, шо беглянка. А тут дуру включила, мол, ничего не помнит. Ты, как тебе вообще зовут?
– Я не знаю, – захлебываясь в слезах, суматошно и невнятно, говорила она. Где то вдали раздалась автоматная очередь
– О! Сивцов опять гуляет? – спросил Захаренко
– Дак, третью ж ночь, уже гуляет. Сын женился, вот и гуляет, – ответил молодой, – Ладно, тяни ее к Остапенко, может он что скажет.
Захаренко и Осипенко поднялись в кузов. Она податливо протянула им руки, понимая, что сопротивляться бесполезно, хотя мысль, кинуть им в лицо горсть патронов, на мгновенье промелькнула в ее голове. Она поднялась, окинула взглядом свое временное пристанище, и шагнула на встречу тем, кого видела второй раз в жизни, и кого ненавидела и боялась.
3
Штаб капитана Остапенко находился вдали от казарм. Остапенко предпочитал шумному и пьющему солдату, общество тихой и почти мирной жизни в стенах комнатушки бывшего общежития для литейщиков. Полуразбомбленное здание во всю было заселено молодыми барышнями, солдатскими женами, и старыми кряхтящими бабами с детьми. Здесь всегда пахло жареным салом, а по ночам, раздавались понятные крики любимец солдат. Остапенко это не смущало. Он жил уединенно, и, практически никогда не обращал внимания на местный контингент. Его направили сюда больше двух месяцев назад, перебросив от ненавистного Харькова, к более радушному