приливное озерцо, уселся рядом с ним и стал курить.
Я онемел. Так проще всего это описать. Я уже бывал там – в том месте, откуда только что вернулся, – и, как и прежде, когда я вышел оттуда, душа моя была покрыта не поддающимися расшифровке письменами. Теперь мне хотелось снова испытать печаль или страх – что угодно. Но я не чувствовал ничего, даже злости. Она придет позже, я это знал; но в тот момент я был для нее слишком молод или слишком стар.
Почему вокруг меня расцветал такой яркий день, а море так искрилось передо мной? Почему соленый и приятный воздух обжигал меня изнутри, а крики лесной живности лились в мои уши, подобно музыке? Природа не так сочувственна, как хотели бы убедить вас поэты. Лишь других разумных существ иногда может озаботить то, что вы захлопнули свои двери и больше их не открываете. Я останусь в Мегапее на Мегапее на Мегапее, и буду слушать литанию Лоримеля Многорукого, пока мелодия тысячелетних флейт будет укрывать ее, точно ткань – статую. А потом Шимбо вновь поднимется в горы, в одной процессии с остальными, и я, Фрэнсис Сэндоу, увижу, как откроется пещера и закроется серый, угольный, черный склеп. Я проведу здесь еще несколько дней, помогая разобраться с делами своего наставника, а потом отправлюсь в собственный путь. А если он закончится так же – что ж, такова жизнь.
Хватит ночных мыслей в середине утра. Я поднялся и вернулся в башню, чтобы ждать.
В последующие дни Шимбо вновь ходил по земле. Я помню гром, словно во сне. Гром, и флейты, и пламенные иероглифы молний выше гор, ниже туч. На этот раз Природа рыдала, ведь Шимбо бил в колокол. Я помню серо-зеленую процессию, которая змеилась сквозь лес, пока не достигла того места, где кончались деревья, а земля сменялась камнем. Идя следом за скрипящей повозкой, в головном уборе носителя Имени, в опаленной накидке скорбящего на плечах, я нес в руках маску Лоримеля с черной повязкой на глазах. Больше его свет не будет зажигаться в храмах, до тех пор, пока его Именем не нарекут другого. Но я знал, что на мгновение он вспыхнул в каждом храме Вселенной в момент кончины Марлинга. А потом закрылась последняя дверь, серая, угольная, черная. Странный сон, не правда ли?
Когда все закончилось, я заперся в башне на неделю, как от меня и ожидалось. Я постился, и мысли мои принадлежали только мне. В это время с Покоя переслали сообщение от Единого регистрационного центра. Я не читал его, пока неделя не подошла к концу, а когда прочитал, то узнал, что Иллирией теперь владеет Строительная компания Грина.
Еще до заката я убедился, что за вывеской «Строительной компании Грина» скрывается Грингрин-тарл, некогда живший в Дилпее, бывший ученик Дайгрена из Дилпея, носившего имя Клайса, Изо Рта Которого Исходят Радуги. Я связался с Дайгреном и договорился встретиться с ним на следующий день. Потом я закончил пост и проспал долгое, долгое время. Не помню, чтобы мне что-то снилось.
Малисти не обнаружил на Дрисколле никого и ничего. Дайгрен из Дилпея почти ничем не смог мне помочь, поскольку не виделся