нихрена нет смысла. В конце концов, прошел целый год, так что, пожалуйста, прекратите вести себя так странно.
Я произношу свою речь, как можно спокойнее, все еще сжимая в руках несчастный сэндвич, который вот-вот может превратиться в лепешку, но я должен был им это сказать, иначе они так и будут обходить неудобные слова, выключать телевизор, когда я вхожу в комнату и делать вид, что мне все еще пять, и я до сих пор не понимаю куда делась наша такса.
– Роб… – в мамином голосе слышатся виноватые нотки, поэтому я тут же перебиваю ее.
– Мам, правда. Я говорю абсолютно серьезно. Прошел целый год, и я пережил это.
Мама шумно выпускает воздух через нос и с осуждением смотрит на отца, который, из-за всего этого выглядит так, словно тунец в сэндвичах оказался просрочен. Мне жаль их. Смерть Энжи зацепила и моих родителей. Никто из них не знает как теперь вести себя с собственным сыном, который врет, что пережил смерть своей невесты.
Мама открывает рот, но не успевает и слова сказать, как в прихожей раздаются какие-то возгласы. Я вопросительно поднимаю бровь и смотрю на маму.
– Эван, – как-то виновато произносит она, словно имя моего младшего брата должно мне все объяснить.
– Что Эван? – уточняю я.
Мама хмурится, но тут же ее лоб разглаживается. Видимо, косметолог запретила е морщить лоб. Я качаю головой и в ожидании ответа смотрю на мать, когда она, наконец, решает внести чуть больше ясности.
– Они со Стефани на днях повздорили, и Эван как-то слишком остро это переживает. Он… ведет себя… импульсивно.
Я ошарашенно смотрю на мать, не веря в то, что она говорит. Мой брат, которому недавно стукнуло двадцать, остро переживает ссору со своей девушкой?
– Просто твой брат придурок, – выдыхает отец, который не утруждает себя подбором слов.
– Льюис! – мать шикает на отца, но тот не меняется в лице.
– Я говорю, как есть, – спокойно произносит он.
Стул с противным звуком отодвигается и отец поднимается из-за стола. Он равняется со мной и кладет мне ладонь на плечо, а мне приходится чуть-чуть приподнять подбородок, чтобы увидеть его. Именно отцу я обязан своим ростом. Он и сейчас немного возвышается надо мной.
– Эван совершенно не ценит Стефани, – как-то осуждающе произносит он, глядя поверх меня.
– Стефани? – наконец, до меня доходит, что я знаю это имя. – Эван что, до сих пор встречается с той рыжей девчонкой?
Перед глазами тут же возникает симпатичное лицо в золотистых веснушках с лихорадочным алыми пятнами, которые покрывают его, стоит нам встретиться взглядом, рыжие упругие кудряшки и широко распахнутые зеленые глаза. Когда я видел девушку Эвана в последний раз ей было пятнадцать, и я думал, что она пошлет его через пару месяцев, но как оказалось Стефани продержалась куда дольше. Гораздо-гораздо дольше.
– Ну, я бы не назвал ее девчонкой, – со смешком крякает отец, за что тут же получает от мамы полотенцем по руке. – Но, да, именно с ней, – добавляет он, уворачиваясь от очередного шлепка.
– Почему