растворился в темноте, когда Дженна услышала, как он остановился.
– Неужели ты думаешь, что Рами предпочтет остаться с тобой?
Женщина была не уверена, слышала она это – или ей показалось, что слышала.
В ту ночь Дженна не спала, до самого рассвета она блуждала по саду гарранова имения. Или думала, что блуждала – помнила она не все. Запомнила, что ночь говорила голосами живых и мертвых, порой ей чудилось, что она не в саду вовсе, а в их с Ильхатом спальне. Вот она сбрасывает тисненые кожаные сандалии, стягивает через голову ночную накидку.
Снимает лицо и кладет на столик возле постели.
В призрачной, пронизанной лунным светом дымке стволы поднимались колоннадой. След добычи и крови будил в душе холодную ярость, и она неслась в темноте, ждала мига, когда вырвет из груди врага кусок еще трепещущей плоти…
Потом вдруг оказывалось, что она зябко дрожит, съежившись у жесткой холодной стены сада, и руки ее по локти замараны травой и землей, как будто она пыталась разрыть могилу, а по щекам текут слезы, оставляя черные потоки туши.
«За что? Боги, за что?» Знала ли она сама, что губы складываются в слова?
– Не сделай я этого тогда, было бы только хуже, – прошептала Дженна. – Я ненавижу тебя! Я готова расцарапать твое лицо, вырвать глаза, которые видели мое унижение…
И в следующее мгновение стон сменялся бормотанием:
– Так просто. Просто приложить к лицу подушку и немного подержать. Никто не понял, никто не поймет. Он задыхался, он задыхался сам…
А потом она вдруг смеялась и, давясь смехом, спрашивала у ночи:
– Что, Картхис? Как там живется, милый? Как спится: спокойно ли? Не холодно ли в царстве теней?.. Картхис, ты слышишь?
Опомнившись на мгновение, она оглянулась и обнаружила, что забрела к внешней стене имения.
– Картхис? – пробормотала она, будто призрак первого мужа и впрямь был рядом. Имя было колючим и горьким, и губы от него горели, как от поцелуев.
Повторяя его, как молитву, она провалилась в темноту, в которой не было ни имен, ни видений, ни снов, ни воспоминаний.
Наутро было пусто и муторно. По пути в дом она нашла бродячего котенка, раздавленного копытами лошади. Он лежал, как выпотрошенная игрушка на самой дорожке перед крыльцом, и Дженна не удержалась, ее вырвало на обочину.
Она подумала, что это знак – только не была уверена, знак чего. Она придумала десятка два толкований, и все два десятка ей равно не нравились. Кусок не лез в горло, и холодная серая пустота в душе сегодня заполнилась болью. Наверное, эта боль и погнала ее к дверям Ильхата.
Замерев с поднятой рукой, Дженна поколебалась вздох-другой и решительно постучала. Ответа не было. Она собралась возвращаться – когда в груди шевельнулось тревожное чувство.
Она постучала еще раз – и вновь без ответа. Только спустя пять ударов сердца из комнаты донесся тихий голос. Что он сказал? Поди разбери.
Ильхат стоял у окна спиной