силуэты людей, занятых каждый своим делом: одни – валили деревья, другие – обрубали сучья поверженных исполинов, третьи – собирали порубочные остатки в большие кучи (предназначенные для последующего сжигания) и готовили очищенные стволы к трелёвке[13]. При этом, все до единого, несмотря на не отступающую жару, были одеты в спецодежду из плотной ткани – только таким образом можно было спастись от огромных полчищ назойливых комаров, обитающих в несметном количестве в Мещёрских[14] лесах.
Неожиданно звонкий затяжной свист разнёсся по поляне и «оркестр», составленный из рабочих инструментов, стих. Лишь где-то вдалеке не утихали одинокие удары топора. Свист повторился вновь. Топор замолчал, и сумеречный лес погрузился в непривычную тишину…
– Все? – пересчитав собравшихся, коротко спросил бригадир.
– Да. Все. – ответили ему сразу несколько голосов.
Бригадир лесорубов вытер рукавом пот со лба и сосредоточенно посмотрел на темнеющее небо, в котором уже виднелось дымчатое очертание луны. Луна… Сколько неизведанного и, одновременно с тем, притягательного таит она в себе… Скольких восхищает, будоражит, пугает. Свидетелем скольких клятв в верности и любви вечной, из числа людей ныне здравствующих и в тысячелетия канувших, была она: нет этому числа. Всегда холодная, всегда одинокая, и всегда такая непостоянная… Луна… Неизменная спутница ночной бездны… В какой-то миг почудилось, будто бездна ожила и стала манить к себе. Она зазывала первыми мерцающими звёздами, она нашептывала «будь со мной», она завладела каждой клеточкой тела… Но чем же притягательна эта бездна?! Что так манит туда?.. Страсть к познанию? Вряд ли… Скорее всего, это чувство навсегда осталось в детстве. Ощущение свободы? Тоже нет… Но тогда что? Что может так увлечь молодого мужчину, не для своих лет настолько уставшего от жизни?.. Только покой! Абсолютный покой… Зрачки его расширились и взгляд стал безмятежным…
Завязавшиеся вполголоса разговоры заставили оторваться от наливающегося темнотой неба. Вдохнув полной грудью кисловатый воздух хвойного леса, бригадир закинул на плечо массивный топор лесоруба с длинной рукоятью и, скомандовав «уходим», направился в сторону посёлка. За ним последовали остальные. Огромная поляна опустела…
Топор он оставил в сенях. Здесь же снял куртку и повесил на вбитый в стену гвоздь. Присев на лавку, с трудом стянул с отёкших ног сапоги. В ушах до сих пор не умолкал шум вгрызающихся в древесину пил и удары топоров. Он растёр пальцами пульсирующие виски. Встал… Сделав несколько шагов по скрипучим половицам – открыл дверь в избу. Прямо на пороге его встретил соблазнительный запах еды, отчего зажгло область солнечного сплетения, – так давал знать о себе голод. Дома было тихо и относительно прохладно. В левой части помещения находилась русская печь с обеденным столом у окна; по правую руку от входной двери стоял большой шкаф, за ним – самодельная детская кроватка, напротив неё у стены – две пружинные кровати,