осыпается песком, обнажая кости скул и гнилые зубы. Появляется запах подвальной сырости, и я замечаю, как поедаемые короедами стены начинают быстро превращаться в труху. Пол становится вязкой болотной жижей, в которой я оказываюсь погрязшим по колени. И мне ничего не остается, кроме как проваливаться дальше вниз, осознавая до жути простую истину: бежать невозможно.
IIII
Я просыпаюсь в холодном поту. Не сразу приходит понимание, что нахожусь в собственном кабинете, и что за окном поздняя ночь. Электрический свет дрожит, как будто в лампы забились мотыльки, а на экране монитора мерцает зависший сиреневый череп с цветами. И мне уже плевать, как он называется. Единственное, что меня теперь волнует – с какого момента начинается точка отсчета этого безумия.
Возвращаюсь домой и обнаруживаю на книжных полках «Пробуждение», к которому в жизни не притрагивался, но сюжет которого мог пересказать, и даже повторить наизусть любой абзац. Просто как данность. Захожу в спальню: хаос не упорядочен, и в этом заключается главная подлость сновидческой реальности. Ни одна вещь не выдает какой-либо закономерности, которая позволила бы мне поставить точку в вопросе, сплю ли я.
Иду в ванную, смотрю в зеркало. Вы когда-нибудь смотрели на себя в зеркало во сне? Так вот, при гипермнезии никаких пластилиновых метаморфоз не происходит, можно пялиться хоть до следующего пробуждения. Паутина трещин только добавляет правдоподобности. Неужели я настолько глуп, чтобы хоть на минуту предположить, что удар кулаком разобьет всю иллюзию реальности? С руки начинает течь кровь, как еще один художественный штрих к самой искусной подделке в моей жизни. Забавная штука: еще месяц назад я мог установить подлинность любой картины, но теперь не в силах отличить даже реальность от сна.
Следующая идея, которая приходит в голову, кажется еще более нелепой, чем все мои проверки вместе взятые. От этого появляется уверенность, что должно сработать, и я тут же приступаю к делу: включаю ультрафиолетовую лампу и начинаю искать вокруг себя следы подделки. Прямо как на картине, с тем лишь отличием, что и сам являюсь ее персонажем. Стены, столешница, полка с книгами, жалюзи, постель – в синем свете все смотрится сотканным из одного материала. Не вижу в этом ничего странного, потому что свежих слоев краски нет. Но разве это о чем-то говорит?
Включаю свет, вглядываюсь в стену. Каждая шероховатость выглядит как мазок на холсте, и я не уверен, что так было всегда. «Никогда не поздно увидеть что-то новое в привычных вещах», думаю. Постепенно приходит понимание, насколько все это глупо, и когда в руках оказывается увеличительное стекло, замираю как оглушенный от собственного безумия. Что я рассчитываю разглядеть? черновой набросок моей жизни, или подпись мошенника?
Нужно взять себя в руки и хорошенько подумать. На глаза попадается корешок бордовой книги с полустертыми оранжевыми буквами «История живописи». И тут я понимаю, в чем моя ошибка: все это время я пытался распознать, во сне ли нахожусь, всматриваясь в детали вещей. Я подходил к попыткам разоблачить фальшивую реальность так же, как делал это в лаборатории с картинами. Но ведь есть и другие методы,