образом – тараторить, брызгая слюной, поминутно срываясь на визгливый крик и обложной мат. "Явно неместный, – подумала она, – здесь так не тарахтят. И правда, что это за угол в кадре? Очень похоже… очень похоже… Да это же один из киосков! Они тут все по единому стандарту построены!"
– Что, нас уже и в тырнете показывают? – рядом остановился крупный плечистый мужчина с черным ободком угольной пыли вокруг глаз. – Визжит-то, как припадочный… Прямо как тещин кот, когда ему на хвост наступишь… Вот незадача, зашел я с работы затариться продуктами, а тут снова-здорово!
Ника догадалась, что перед ней – отработавший смену шахтер.
– Это откуда же он снимает? А-а, понятно: за "Шавермой" затихарился с телефоном, – догадался шахтер. – Вот поганец. Пойти что ли, пенделя дать, чтоб не до смеха стало?
– Лучше не надо, еще и сами виноватым окажетесь… Они сейчас грамотные, свои права знают, и куда на кого жаловаться – тоже.
– А здесь, барышня, свои законы, – прищурился шахтер. – Тундра диктует. И тут пустобрехов таких вот не любят. Ладно, хрен с ним. Еще зашибу ненароком.
Ника проводила взглядом шахтера и осмотрелась. Да, вот он, стандартный коричнево-бежевый киоск с ярко-красными буквами "Шаверма из Тундры". Оттуда долетал соблазнительный аромат горячего лаваша с мясом. Неспешно, как человек, которому просто захотелось перекусить в ожидании, пока спасатели проверят здание, Вероника зашагала к киоску. Кстати, можно и в самом деле купить лепешку… Пахнет неплохо, а аппетит разыгрался не на шутку. Съеденных утром двух булочек из "Теремка" оказалось маловато.
Пока ей готовили шаверму с индейкой, Ника боковым зрением увидела, как из-за угла киоска высунулась сутулая фигура в капюшоне.
– Минут десять подождите, – вежливо сказала продавщица, скуластая девушка с раскосыми глазами аборигенки Коми, сунув шаверму в печь.
Ника все тем же неспешным шагом отошла за угол киоска, где увидела еще одну табличку "Зона для курения". И увидела стоящего сбоку от "Шавермы" долговязого парня в серой куртке с надвинутым до бровей капюшоном. Парень держал штатив, на котором закрепил телефон, вел съемку и тараторил в укрепленный возле рта микрофон, захлебываясь хихиканьем.
– Расходятся люди, задолбались уже ждать. Погодка не та, чтобы на улице торчать, пока саперы по всем помещениям прошарятся! Ай, какая невезуха – какой выручки лишились! И всего-то и было, что один звоночек… Женщина! – возмутился он, сдвинув микрофон на шею. – Другого места нет курить? Чё, не видите, тут человек стоит, и должен дым ваш глотать? Сами травитесь, если хотите, а других не заставляйте… Вы че, глухая, женщина? Я вам говорю!
Любую другую молодую женщину подобное обращение – второе за полчаса – расстроило бы на весь остаток дня, но спецкору Орловой на работе приходилось слышать и не такое, и при наездах она никогда не терялась.
– Это место для курения, читать умеете? – она ткнула пальцем в табличку. – И если вы тут стали, – она повысила голос, увидев, что парень разинул рот и намерен