если себе люди, ведомые подсказкой змея-искусителя. Теперь они могли сделать всё что угодно с новым даром, который им не принадлежит. Ощущение собственной уникальности стало гимном человечества, и ничтожные сыны своего отца поклонились тому, кто украл Дар, окрещенный глупым сравнением с плодом садового дерева. Адам стал царем Ойкумены, всего известного мира и равновесия, ибо владеющий умами – владеет всем.
Царь поместил «яблоко» в специальный, погруженный в воду сосуд, где его тепло испаряло влагу, позволяя работать машинам, поражающим воображение. Пар заводил механизмы, и по медным трубам пускался вперед, распространяясь на весь город. Мельницы, кузни, бани и мастерские – одна вещь обеспечила всё. Золотой Век начался у людей, населявших Эдем – город на Востоке. Казалось, что божественное благословение не стоило терпения и отказа от тех благ, что принес им новый огонь…
Ликование было недолгим. Царь, пользуясь взлетом науки, совершал всё новые поступки, несообразные с долгом правителя. Власть ослепляла его, приближая логичный конец.
Однажды днем Адам, в сопровождении множества людей из своей свиты, прогуливался вдоль роскошных садов, поддерживаемых системой горячих источников. Стояло полное безветрие, и ничто не предвещало беды.
Иуриил знал, что лишенный благословения будет ему рабом. Пока царь прогуливался в саду, владыка демонов забрал Дар, намереваясь на его основе создать нечто, что погубит человека полностью. Слишком поздно царская стража попыталась остановить его. Иуриил разрушил подземный зал, похоронив под грудой камней не только чудесные машины, но и людей, что осмелились ему перечить. Могущественный приспешник зла вознесся, как ангел, и бросил окропленный кровью плод в Небеса. Оскверненный демонической сущностью, он буквально застыл у вершины Тверди, освещая всё ярким светом. Ослепленные, пали ниц Адам и его свита, корчась в муках от нестерпимого жара, так же, как и все его подданные. Иуриил разверз плод руками, отчего грохот грома разнесся вдоль всех сторон света, извергая проклятия роду человеческому, и сама земля не хотела принять его Тьму. Пытаясь заполнить ее, потемневший шар стал центром всего. Рушились дома и реки вышли из берегов, озера испарялись и наполняли туманом всё, что окружало человеческое царство. Земля будто плавилась, исторгая из своих глубин потоки расплавленной почвы и минералов, что скрыты в ее глубине. К небольшой части материи притягивались, будто нити, раскаленные потоки магмы, образуя вокруг гигантский шар из огня. Стало так жарко, что от царя и его прислуги остались лишь высушенные тела. Пепел пожарищ покрыл всё вокруг, оседая даже на животных… Древо Жизни усохло…
Гром стих лишь спустя несколько дней, при чем тишину предварил ужасный шум, сопровождаемый настоящим землетрясением. Рано утром, третьего дня от удара Иуриила, воздух взвыл, будто стая диких птиц, и на землю рухнул немыслимый шар из застывшей породы. Он блестел, словно сталь, и был так тяжел, что земля содрогнулась бессчетное число раз, когда он коснулся ее. Остатки выживших разбрелись кто куда, образуя разные народы. Среди них был и народ Ламитерии.
Иосграмон Интифан, VIII век от Падения Эдема
**********************************************
– Ты достал бегать по моим ногам! – мальчишка вскочил, в ярости швырнув по бегущей крысе кипу старых бумажек, исписанных грубыми чернилами на каракули. Он только учился писать, хотя читал несколько лет, и любимой его книгой было учение Интифана, написанное так давно, что пыль на чернилах уже стала их частью. Тщетно, но с глубоким старанием, ученик пытался перенести на свой личный пергамент из телячьей кожи увиденный там символ. Но вместо нужного, у него всегда получались кривые линии. Хорошо, что кусок воска всегда может стереть сажный карандаш. Он бросился в угол амбара остатком карандаша, надеясь, что мелкое существо больше не выйдет. Мальчик ошибался.
Со странным похрюкиванием, скрипуче и протяжно, из темного угла, где сходятся массивные, черные бревна, послышался смех и доставучее шипение. Можно было сказать, что это настоящая крыса, но, как известно, они не умеют разговаривать.
– Ты опять за своё, Аллендил. Сколько можно повторять, что это мы тут живем, а ты только гостишь. Иди к себе, и мы больше не станем докучать друг другу.
Мальчик вздохнул. Отложив в сторону пергамент, он встал на ноги, и огляделся. В амбаре становилось темно, из небольшого окошка под потолком он разглядел слабый свет звезды. Уже ночь.
– Извини, Турень. Я опять зачитался, и не заметил, что уже спускается ночь. Наверное, мне надо быть тебе благодарным, за то что выдернул из сонного состояния. Мне снова снилось падение…
– Ой, перестань. От тебя уже голова трещит.
В углу амбара снова зашевелилось. Не самая маленькая, и отнюдь не скромная крыса вышла на слабый свет из окна, и глаза-бусины засветились как крошечные звездочки.
– И сколько раз повторять. Я Турэм, а не Турень. Это слишком созвучно ругательству, и мне всё равно, что ты не выговариваешь некоторые звуки. У крысы тоже есть гордость.
Он забавно подпер лапами мохнатые бока, и смотрел