быть. Ты окрыляла меня, ты ослепляла меня надеждами. Язвила, обсмеивала, неспешно солила раны. Уйти-невозможно-остаться – так было. А теперь все кончилось. Потому что я потеряла кольцо, и нет мне прощения.
Вот как вышло: Варя Нижегородцева заскочила в дом на Сретенском бульваре на минуту, забрать нужный Катерине документ. Своим ключом открыла дверь Катиной квартиры. В прихожей у начальницы было черно, как в пещере с сокровищами, лишь поблескивали по сторонам рамы картин, лежали блики на стеклах, прикрывавших драгоценные пастели, глухим золотом пели старинные часы с купидонами. Нос пощекотал знакомый диссонанс Катерининых духов. Вся квартира была перед Варей, как доверчиво протянутая рука, двери открыты.
Нижегородцева быстрым шагом прошла мимо прочих комнат в кабинет. Интерьер – дикий коктейль, сочиненнный по вкусу хозяйки. На фоне помидорно-красных стен, как в гуще «блади мэри», мешались стальные стеллажи с книгами, хлесткие советские плакаты, пучеглазые пупсы и фарфовые простушки, над всем парила фантастическая люстра-молекула, а по центру восседал основательный стол с зеленым сукном. Забрать со стола бумаги – и на выход. Но… рядом с бумагами на столе оказалась черная лаковая шкатулка. Варя ее помнила.
Как неосмотрительно со стороны Кати оставлять такие вещи!
Варвара посмотрела на шкатулку, затем зачем-то открыла дверь на балкон, вдохнула осенний воздух. И как безвольная магнитная стрелка, по дуге вернулась к столу.
Шкатулка холодила пальцы, от пальцев к груди тек азарт. Варя помнила, как Катерина доставала из шкатулки серьги, ожерелья и перстни и давала ей все примерить, смеялась, всматривалась, восхищалась – и в зеркале отражалось не привычное худое и нескладное Варино лицо, но обрадованное лицо царевны.
Ах, какое было время! Ясное, как синяя эмаль майского неба, беззаботное, как беготня пятнашек и пряток…
Нижегородцева раскрыла алый шкатулочный зев. И будто сама упала на ладонь бриллиантовая капля-серьга, подрожала синими и белыми брызгами, поманила, была отложена на стол. Затем (опять же само) скользнуло на палец кольцо с золотой змеей. Камушки розовые и зеленые, аленькие, можно придумать, что пустяки, леденцы на фольге. Я только поиграть, понарошку.
С улицы веяло зябкой свежестью. На зеленом сукне разрастался сверкающий ковер из цветов и плодов, кристаллов и звезд, и почти к каждому украшению шло в паре воспоминание. Катерина в аметистовом колье вплывает в ресторанище, где в броуновском движении циркулируют богатые и знаменитые; позади в полушаге идет Варя, готовая подсказать, подхватить, дать справку, исполнить. Катерина и ее секретарша работают на даче, Варя печатает, сидя в тени корявой вишни; ягодам вторят коралловые шарики в ушах Катерины. Здесь, в этой квартире, Катерина крутит на пальце простенькое кольцо с рубином, рассказывая, как берегла его бабка. Катина бабушка, дама неземной красы с черно-белого фото, кинозвезда давно минувших времен, считала кольцо счастливым, с ним на руке встретила первого мужа (лучшего из трех), пела нежным контральто и перед солдатами на фронте, и в Кремле. Бабушка дорожила кольцом больше бриллиантов, не давала никому и только перед смертью сказала внучке высохшим голосом: «Везет с ним. Носи».
Сзади придвинулась тень. Варя обернулась – в кабинет пришла хозяйская кошка. Темно-серая, балованная, она подтекла под Варину ногу, потерлась, мяуканьем потребовала: «Гладь!» и в секунду пружинкой вспрыгнула на стол – к блеску.
Варя ахнула и замахнулась на нее. Кошка метнулась вниз – бесшумно, но тут же звякнуло, покатилось дребезгом по полу кольцо. То, с рубином. Ничего больше не было скинуто, но не успела Варя расслабиться, как кошка, дрянь игривая, подкинула лапой колечко, прыгнула за ним, поддала еще лапой – и кольцо перемахнуло через приступку открытой двери, вылетев на балкон.
Нижегородцева пискнула, выругалась, дернулась было к балкону – но брильянты же..! Она сгребла с зеленого сукна все украшения, сунула их в шкатулку, шкатулку в ящик стола – вне досягаемости дуры-кошки – и тогда уже рванула наружу. У двери она запнулась, ноги ослабели и на балкон Варя вышла, уже зная, что увидит.
Ничего. По коричневой плитке пола гулял прозрачный холодный ветер, просвистывая через завитки и ромбы кованой балконной решетки. В углу невинно сидела кошка. А колечка не было. Вылетело? Скатилось?
Варя посмотрела вниз. Внизу (далеко) тот же ветер ерошил шевелюры желтых кустов, крошечный дворник царапал метлой асфальт, сгребая палую листву, во двор въезжала жучиных размеров спортивная машинка. На затылок Варе шлепнулась капля. Заплакал дождь, подернулись рябью лужи, и пошла кругом голова, и подступила окончательная тошнота. «А не бросить ли все? Не броситься ли вниз? Пятый этаж…»
С высокого покрасневшего клена, протянувшего ветви к старинному дому, с шумом снялась ворона, заложила мрачный круг над двором и улетела на крышу. Вдруг она утащила кольцо? Нет, что гадать… все равно не найти.
Варя все же спустилась во двор. Она ходила по влажным, проседающим под ногами газонам, наклоняясь к траве, бурым листьям, оберткам, шаркала по дорожкам, утирала лицо от мелкой