(и слышно), что он ступает на протезе. Он был ниже меня ростом, опирался на палку, в пиджаке с привинченным орденом Отечественной войны и рубашке, застёгнутой на все пуговки; слава Богу, без галстука. Жилистая шея, скуластое лицо, прямые неседеющие волосы, как бывает иногда в сёлах у немолодых мужиков. Совершенно непохож на дочь. Мы топтались друг против друга; в дверях – Валерия в кухонном переднике поверх нарядного платья, что-то жарилось на кухне; ясное дело – всё это было не чем иным, как смотринами жениха.
«Н-да! – сказал веско отец Леры. – Ну-с. Чем богаты, тем и рады».
Мне указали место за торцом стола, очевидно, почётное. Он уселся напротив. Лера исчезла на кухне.
«Дочь! – сказал отец, оглядывая стол. – Ты бы села».
Мне пододвинули закуску; хозяин разливал жёлтую водку по фужерам. «Тебе?» – спросил он Леру, занеся графинчик. Она пролепетала: «Я лучше наливку. Только немного».
«Ну-с, будем».
Я сказал: «За ваше здоровье».
Полагалось выпить до дна.
В этот день, по причинам, о которых нет смысла напоминать, я вовсе не завтракал. И тотчас почувствовал, как напиток ударил мне в голову. Слегка, разумеется.
«Так, э… давно… – проговорил отец, стараясь не говорить ни ты, ни вы, – у нас в городе?»
Мы старательно ловили вилками снедь на тарелках, он говорил, что город строится, станет ещё краше, чем до войны, один только вагоностроительный завод построил целый новый район.
«Ну, там, кинотеатр, я уж не говорю. Трамвайную линию проложили, вот, например, ваше общежитие…»
Значит, он знал, что я обитаю в общежитии. Снова передо мной воздвигся полный фужер, Лера вставала и возвращалась, я понимал, что и для неё это был некий экзамен. Я чувствовал себя словно во вражеском стане, надо было держаться во что бы то ни стало.
«Валя, вон, ничего не рассказывает, хотел спросить: вы на кого учитесь?.. – Он перебил себя. – Слушай, – сказал он, рубанув рукой. – Чего там… Ты ведь тоже фронтовик. Давай на ты!»
Мы чокнулись, пожалуй, с излишним усердием.
«Ты где воевал-то? Небось уже в конце войны призвали?»
«В сорок четвёртом».
«Сколько ж тебе было? Совсем, наверно, был мальчишкой. Да… – он вздохнул и покачал головой. – До детей дело дошло, вот как дело-то было. А когда демобилизовался? Ну давай ещё по одной. За победу».
«Я был в плену», – сказал я.
После некоторых неприятных происшествий, в итоге разных соображений, где что надо писать, а главное, не впасть в противоречие с анкетами, которые уже приходилось заполнять, я подправил свою биографию, подтянул даты и заштопал пробелы, как штопают дырявые носки. Работать я не собирался, но на всякий случай имел наготове вполне приличную анкету, ничем не примечательную, рассчитанную на то, чтобы по ней, не задерживаясь, пробежали глазами. При более пристальном чтении, разумеется, следы ремонта были заметны. Так или иначе, мне ничего не стоило бы в застольной беседе с отцом Леры обойти некоторые скользкие пункты. Но в том-то всё и дело: мы