может быть страшен, как загнанный зверь. Страх потерять власть помрачит его и без того не самый большой ум.
– Это мы понимаем. Но сидеть и ждать, пока он творит, что пожелает, мы не хотим.
– Тогда почему вы не присоединились к тираноубийцам?
– Мы ничего не знали.
– А если бы знали? – жёстко усмехнулся Прокл. – Стали бы действовать вместе с ними? Или предпочли бы посмотреть на результат? Вы только говорите о совместных действиях, но каждый род думает только о собственных интересах. Бутады – один из древнейших и знатных родов – никогда не будут на одной стороне с вами, Алкмеонидами. В свою очередь, Клисфен и Мильтиад друг друга терпеть не могут. Гефиреев до сих пор воспринимают, как чужаков, хотя живут они в Афинах немногим меньше нас или того же Писистрата.
Никогда Гектор не видел, чтобы его отец говорил так запальчиво. Тема явно волновала его до глубины души, но не в его привычке было высказывать свои суждения так резко и решительно. Гектору стало не по себе. То, что происходило, было из ряда вон выходящим, а насторожённые и даже раздражённые взгляды братьев усилили беспокойство мальчика.
Громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть.
Однако вновь прибывший казался безобидным – то была женщина лет тридцати, к тому же рабыня. Она испуганно попросила, нельзя ли повидать госпожу, и прошмыгнула на женскую половину, когда Прокл кивком дал согласие.
Вскоре София появилась в сопровождении рабыни и подошла к мужу.
– Меня зовёт подруга. Она на улице. Я сейчас вернусь.
Прокл собирался проводить жену, но София махнула рукой мужу и, не дожидаясь его, вышла. Несколько мгновений спустя раздался страшный крик.
– София! – Прокл рванул к двери. За ним выскочили на улицу братья с Гектором.
На пыльной дороге лежала женщина в шафрановом хитоне и лазурной накидке. Приблизившись, Гектор остановился в нескольких шагах от тела. Он чуть не зажмурился. Он не хотел верить, что это мама, даже глядя на отца, который опустился на колени, крепко прижал женщину к груди и застыл, стиснув зубы и чуть раскачиваясь взад-вперёд. Гектор не замечал и не слышал ничего вокруг. Мало-помалу реальность начала давать о себе знать. Сначала послышался стон, полный боли и тоски. Затем крики соседей, а потом на него обрушились другие звуки жаркого летнего дня.
– Мама, – голос дрожал и срывался. Гектор не мог остановиться, повторяя это слово снова и снова, будто пытаясь уверить себя, что обращается к живой Софии. Потом он кричал, захлёбываясь слезами, не стесняясь никого, а потом отец притянул его к себе, обнял и говорил какие-то слова.
Неслышно подошёл Финний и что-то тихо прошептал Проклу. Тот, неохотно кивнув, выпустил сына из объятий и наклонился над женой, чтобы поднять её тело и перенести в дом. Взгляд Гектора невольно обратился вниз, на платье матери. Одна вещь приковала внимание Гектора. В боку Софии торчал кинжал. Гектор похолодел,