– не хочу». Как школьник-переросток. С сумками какими-то отвратными…
– Привет, Сеня!
– Привет!
– Как дела?
– Спасибо, на букву X.
– В каком смысле?
– В смысле, хорошо.
– Ну, рассказывай.
– А что рассказывать? Оле (Оля – его жена) коляску-инвалидку дать должны. Третий год никак не дадут. На лапу совать надо. С деньгами – полная засада. В институте второй месяц зарплату не дают. Старший, правда, женился. Уже легче. В таксопарк мойщиком устроился. А остальные на мне. Веня и Яша в политехе, Витька консу оканчивает. Пианист, в меня пошёл.
Я, между нами, детей его никогда не видел. Точно сказать, что значит «в меня пошёл», не могу.
– А у Валерика, у младшенького, аллергия буквально на всё, – продолжает Варежка. – И Людмила Ивановна моя тоже не очень. Сына её от первого мужа в тюрьму посадили, три года дали. Говорит, что не воровал. Тёмное дело, короче. Мается Люсенька, места себе не находит. Она без него – как я без неё. Такие дела. А на работе всё нормально. Сто двадцать «красных уголков» – тьфу-тьфу-тьфу! Экономическая выгода – только держись! Вот, в домовую кухню профсоюз талоны выделил. Пойду, рисовую кашу и пирожки с капустой получу. Отличное, что ни говори, подспорье.
– А на фано не играешь, Сеня?
– Играю. Фано дома отличное, «Ibach und Söhne». Приходи – вместе «Самер тайм» зашарашим.
– А на ионике, Сеня?! Лабал бы сейчас на ионике и в хрен бы не дул!
– Да нам, в принципе, хватает. По ночам пристроился садик охранять. Работа непыльная. Ведро картошки деткам начистил – и спи, сколько влезет. И зарплату не задерживают.
– А мы на их задержки чихать хотели. Мы своё и без зарплаты вырулим.
– Извините, чуваки, Оля кашу ждёт, кормить пора.
И попилял он со своими талонами в кухню для нищих.
Сто двадцать изобретений всё-таки, учёный, видать, нехилый. И музыкант – не из последних…
Хорошая, как говорится, голова, а дураку досталась!
Адольф
После того как из нашего «фойерного» (не от «фойер», а от «фойе»), музкомедийного джаза свалил Варежка, Гриша Пинхасик привёл нового пианиста.
Звали новичка Адольф Яковлевич Хилоидовский, он годился мне в отцы.
У Адольфа был хищный сионистский нос, голову украшал слиток свалявшихся рыжих волос, смахивающий на вычурный золотой портсигар.
Казалось – над матральником Хилоидовского поработал неумелый бутафор. Нос Адольфа Яковлевича смотрелся так, будто его наклеили наспех.
Надыбал его Пинхасик в симфоническом оркестре филармонии, где Хилоидовский играл третью скрипку.
…Адольф рассказывал, как в войну дали ему деревенские пацаны прозвище Гитлер. Отец на фронте погиб, а сын вдруг – Гитлер!
В войну Адольф с матерью в эвакуации были. В Узбекистане, под Ташкентом. И приписаны – к бахчеводческому колхозу имени товарища Герцена.
Пошёл Адик к председателю сельсовета товарищу Прохорову и попросил выправить «Адольф» на «Аркадий».
И сказал ему председатель, что