Летов. Стихи. М.: Выргород, 2011
В энциклопедии для детей издательства «Аванта +» («Русская литература. Том 2») о Егоре Летове сказано следующее: «Егор Летов – известный певец панк-рока. В текстах преобладает агрессивный протест против всего без исключения, в музыке – отсутствие ритма и мелодии. Стихи Летова не имеет смысла читать. Они начинают „работать“ только в комплексе со звуковым фоном, с интонацией исполнителя». Это редкий в постсоветской энциклопедической практике пример предвзятости, показывающий только, каким радикальным явлением был Летов. Стихи его, конечно, «имеет смысл читать», тем более что их значительная часть никогда не была положена на музыку. Сегодня многие поэты признают, что Летов оказал на них влияние (в журнале «Воздух» не так давно был опрос о рок-поэзии, и лидера «Гражданской обороны» назвали не один и не два человека).
Значимо и то, что Егор Летов не только оказывал влияние, но и сам продолжал несколько традиций разных порядков. Семантически и стилистически он связан с европейским экзистенциализмом и русским обэриутством: «Будет горьно / Будет хорьно / Будет хрюча / Будет срача / Будет ежа / Будет зю / Будет СИБИРСКАЯ ПТИЦЕФАБРИКА» или прозаическая миниатюра «Игра в лицо (руководство)», где гипотетические игроки символизируют части лица и каждый должен принять мученическую гибель. Формально Летов связан и с традицией русского верлибра: очень много его текстов написаны свободным стихом, и это может стать сюрпризом для тех, кто знаком только с песнями «Гражданской обороны». Поэзия Летова не-гражданско-оборонительного держится на визионерстве, иногда отрефлексированном («По утрам воздух полон / Серебряной мистикой / Назойливым копошением / Бесформенных очертаний… / …психоделический камешек / В мой огород»), и – действительно – на отрицании: разрушение навязанной этики и эстетики происходит через ее отождествление с отвратительным (постоянные мотивы насилия, разложения, экскрементов, экспрессия ругательств). Некая условно-созидательная программа была предложена Летовым в редких эйфорических текстах («Родина») и, позднее, уже в вещах 2000‐х, которые, что любопытно, сближаются с совсем ранними. Но и такие стихотворения/песни, как «Долгая счастливая жизнь», «Вселенская большая любовь», «Со скоростью мира», полны настороженности и соседствуют с яростными гимнами вроде «Убивать»: «Смертельно ненавидеть эти праздничные даты / (Убивать убивать все эти праздничные даты)». Для поддержки горения Летову все время нужно четко представлять, с чем он имеет дело, и поэтому в его стихах такое обилие эпитетов: «Безобразные любители свинцовых леденцов», «Гречневым чавканьем сильной личности», «Нашатырно-настырный густой аромат» и т. п. Другой излюбленный прием – анафора, повторение одних и тех же слов в начале строк, и это делает поэзию Летова похожей на тяжелое шаманство. У неподготовленного читателя, думающего, что поэзия должна быть красивой, все это, конечно, может вызвать отторжение, как у неназванного энциклопедиста, но с тем, что Летов уже бесспорная и важная часть русской культуры, кажется, не станет спорить никто.
Дина Гатина. Безбашенный костлявый слон / Предисл. А. Глазовой. М.: Новое литературное обозрение, 2012
Книга