Богу! – обессиленно прошептал Тимофей, тут же вздрогнув от окрика охранников: «Встать! Руки за спину!». Он поднял голову и уткнулся взглядом в частокол штыков.
– Ведите их в кабинет для допросов, – сказал кто-то из толпы.
Братья переглянулись, и, не сговариваясь, нагнулись за Аполлоном Сидоровичем.
– Поддерживай с другого бока.
– Держу, не беспокойся.
Они взвалили больного на свои плечи и поволокли его в обратную сторону.
Сквозь шеренгу вооружённой охраны узников повели по длинному коридору, чуть освещённому колеблющимся светом керосиновых ламп. Красные шторы на высоких окнах и пустые рамы с вынутыми картинами придавали помещению зловещий облик логова нечистой силы, как на старинных гравюрах в готических романах. Если в библиотеке, куда их привели, оказался бы котёл с ядовитым варевом, то Тимофей, пожалуй, даже не удивился бы.
Но вместо мифической ведьмы с помелом в библиотеке восседала товарищ Ермакова. Она угрюмо метнула взгляд на троих арестованных, пренебрежительно вздёрнув подбородок кверху:
– Бежать хотели? Ну-ну. От меня ещё никто не убегал.
Комиссарша выдрала из томика Пушкина листок, разорвала его на четыре части и скрутила папиросу с вонючей махоркой.
– Сейчас покурю и расстреляю вас. Устала очень.
Эффектно отбросив назад волосы, она покачала носком сапога, задумчиво выпуская изо рта колечки дыма.
– Я требую, чтобы наш расстрел был оформлен документально, – твёрдо сказал Тимофей, – то, что вы творите, – это беззаконие.
– Беззаконие?! – взвилась товарищ Клава. От возмущения она даже привстала с кресла. – Беззаконие, это когда генеральша Мосина в шубе ходит, а я себе кацавейку справить не могу. Вот это беззаконие! Насмотрелась на вас, зажравшихся буржуев. Ненавижу! – Её глаз начал подёргиваться, а папироса в руках уже жгла пальцы.
«Типичная истеричка», – подумал Тимофей, вспоминая лекции по психиатрии. Он поправил руку сползавшего на пол Аполлона Сидоровича и под недоумённым взглядом Всеволода настойчиво повторил свою просьбу:
– Пригласите машинистку. Вы должны запротоколировать наше задержание.
– Нет у нас больше машинистки, – стукнув винтовкой об пол, оборвал его матрос у двери и в сердцах махнул бескозыркой. – Товарищ Маша сражена вражеской пулей.
– Как сражена? – хотел переспросить Тимофей, но вовремя спохватился и придержал язык, чувствуя, как от ошеломляющей новости у него потемнело в глазах. Это известие выбило его из колеи.
– Что, струсил, господин доктор, оттягиваешь время? – расценила его замешательство товарищ Ермакова. – Это правильно. Бойся пролетарского гнева. Партия нас учит, что всякий контрреволюционный элемент должен быть лишён всякой собственности и безжалостно уничтожен. В этом заключается высшая справедливость социальной революции.
– Грабь и не задумывайся, – заметил Всеволод.
– Не грабь, а бери своё! – поучительно