свои законные места. Никто не пришел помочь, да и самому Лаврентьеву от этого было спокойнее. Работать, жить в тишине и одиночестве было ему под стать. После того, как он долго обливаясь потом и расставлял тяжелые стеллажи по своим местам, он сел на корточки и стал собирать все выпавшие папки, которые после собирался разложить по порядку букв и номеров. Сформировав около десяти стопок, высотой примерно в метр, Саня взял сверху несколько листков.
«Э-ф…» – загадочно длинно протянул букву, напечатанную на уголке листа. Распрямив документ, Лаврентьев встал и поставил его на вторую полку сверху огромного шкафа, где красовалась примотанная на скотч ламинированная бумажка с заглавной «Ф».
Следующие несколько часов Саша был занят неспешным хождением среди лабиринтов шкафов, выискивая ту, или иную позицию для документа. Он не прерывался на чай, лишь изредка присаживался на пол отдохнуть и поправить повязку на голове. Когда он сделал очередной «присест», отдышавшись, он понял, что устал. Ему хотелось как-то взбодриться. Тут его взгляд поймал старенький магнитофон, который редко когда включался за ненадобностью. Подойдя к нему, Саша сдул пыль с крышки и начал искать диски в маленькой тумбочке, на которой стояло это «чудо» техники. Отыскав диск с классикой, которую очень любил, (в его понимании она звучала намного лучше, чем самые, всеми уважаемые, современные стили музыки) Саня, вставив диск и подкрутив колесико громкости, пошел обратно заниматься своим скучным делом.
Из магнитофона полился нежный, затрагивающий душу, голос пианино. Скучное занятие превратилось в немного оживленное увлечение. Вальсируя среди стеллажей и раскидывая бумаги по полкам, Саша чувствовал себя превосходно, как цветок, политый после долгой засухи. Его ноги стали двигаться быстрее и изящнее, словно с них сбросили оковы. Иногда мыча что-то в тон музыке, Лаврентьев подолгу разглядывал буквы на документах и стеллажах. Когда магнитофон производил более душевные и чувственные произведения, Саша непроизвольно вспоминал Машу, как он с ней танцевал под оркестр. Снова и снова, представляя, как он берет ее под руку и ведет на ту самую цветочную поляну, заставляет ее кружиться и смеяться, он вздрагивал и делал широкий шаг навстречу шкафу.
Тут Саня нечаянно задел ногой аккуратно сложенную кипу бумаг. Это действие протрезвило его и выдернуло из мира грез и фантазий. Он сжал губы, недовольно фыркнул. Поняв, каким нелепым сейчас оказался, больше часа танцуя со стопками документов в руках, он выдохнул и заставил себя сосредоточиться на своем деле. Собрав раскиданные по полу папки, вдруг заметил край листка, с которого в глаза ему бросилась надпись: «Совершенно секретно».
На первый взгляд ему показалось что это самый обычный засекреченный документ, которых было довольно много по всему архиву. Но Лаврентьев остолбенел, когда из-под помятой обложки вылез титульный лист с ярко напечатанной греческой «омегой».
«Что? Неужели повезло? – подумал он – Я и сам хотел разузнать об этой организации больше, а тут все документы мне