на своё сокровище, потом вновь перевела взгляд на мои сандалии и процедила со сталью в голосе:
– Впервые вижу, чтобы моя Маргоша рычала на кого-нибудь. Видимо, ты плохой человек!
Бури и молнии внутри меня грозили пробиться наружу. От того, чтобы тут же не попрощаться, меня сдерживало два обстоятельства: во-первых, дома делать совершенно нечего. С живыми людьми я долго не общался, а любое общение, даже с палачом на эшафоте – это шаг в развитии. Моё развитие остановилось два месяца назад, когда я среди ночи собрал сумку и ушёл от К-2.
* * *
Наш роман с К-2 продолжался ровно сутки. Женщиной она оказалась совершенно необыкновенной. Она была эсперантистка. Познакомились, назначили встречу как в кино: под часами. Потом сходили на первомайскую демонстрацию, покричали «Мир, труд, секс». Посмеялись, выпили, поговорили. Потом – в парк, потом – в кафе, потом поехали к ней домой и долго смотрели кино. Кино она зарядила какое-то многосерийное, про своих коллег-эсперантистов времён гражданской войны, и когда оно кончилось, то автобусы уже не ходили, а про такси мы, словно сговорившись, даже не вспомнили.
– Ну, раз автобусы уже не ходят – ночую у тебя! – нагло заявил я.
– Ну, раз уж всё так внезапно случилось – ночуй! – горько вздохнула она.
У неё оказалась прилично волосатая вокруг сосков грудь, что меня крайне озадачило, так как раздевал я её в темноте и сначала на ощупь не понял юмора. Внизу живота тоже волос оказалось столько, что можно было сдавать в театр на парик для Мери Попинс. Плюс, а вернее – минус – в её однокомнатной квартирке из мебели насчитывались только небольшой стол, узенькая продавленная койка, комод, крохотная плитка с одной конфоркой и радио. На стене в красном углу – чёрно-белый портрет основателя эсперанто Людвига Заменгофа в рамке под стеклом. Стопка зеленоватых журналов на тарабарском языке: вроде все буквы знакомые, а смысла – никакого! Не было даже телевизора, поэтому фильм пришлось смотреть на моём ноутбуке, который я предусмотрительно прихватил на свиданку. Бедный старый «Эйсер»! Где он только ни был и свидетелем чего только ни оказывался!
Она сказала, что все заработанные оптовой продажей пуговиц и другой фурнитуры деньги тратит на взносы в клуб эсперанто и поездки за границу к знакомым эсперантистам по обмену опытом. Эсперантисты – это, как она пояснила, государство без границ, так что, предварительно списавшись, приезжают в какую-нибудь Норвегию или Италию и живут не в гостиницах, а в квартирах братьев по языку. Я сразу попросил принять меня в члены, но получил категорический отказ: в эсперантисты вступить нынче оказалось сложнее, чем в ВКПб перед войной. Организация эта – закрытая, и кого попало (Она подчеркнула это: кого попало!) туда не возьмут. Ей постоянно звонили, но она либо не брала трубку, либо односложно отвечала: «Я занята, перезвоните позже!» – и быстро давала отбой. Сколько она получила за один день эсэмэсок – я сбился со счёта.
Интересоваться