моим подсчётам, совпала с массой её тела, и я придал свинине облик твоей бабушки, – с этими словами дед достал у себя из орбиты правый глаз и на виду у оторопевшего внука раздавил его в ладони.
Последовала вспышка, как при сгорании магния, и дедушка-инопланетянин растворился в пространстве, оставив под собой аккуратно стоящие тапочки.
Минуло два дня, скоро должны были приехать из командировки родители Василия, работающие на одном предприятии, в одной конторе.
Васькин положил несколько кусочков камбалы в тарелку своему питомцу – коту Уть-Уть, и тот на запах прошмыгнул из зала на кухню, вкратце благодарно шаркнув головой и боком туловища о ногу хозяина. Вмиг оказавшись подле лохани, урча, приступил к трапезе.
Василий сделал заданные уроки под не мешающие ему песни Высоцкого, раздающиеся негромко из винилового проигрывателя, на словах из динамика «Кто сказал, что Земля умерла? Нет, она почернела от горя…» распахнул окно в своей комнате и, высунувшись по пояс в проём, увидел в палисаднике, расположенном прямо под его окнами (а жил он на втором этаже 12-этажки), проклюнувшиеся из почек листочки саженцев кустарника, удачно перезимовавшие и вот теперь, на исходе апреля, показавшие свои индикаторы отхождения от зимней спячки в виде характерного раскраса весенней листвы, насыщенной хлорофиллом.
Один из кустов в ассоциативном мышлении Васьки напомнил ему карликовую яблоньку, где вместо фруктов ветви были облеплены «малочисленным народцем» – воробьями. «Яблоки» менялись местами, чирикали, дрались. Птичий галдёж настолько заворожил Василия, что он представил себя одним из них, только со своим разумом, явившимся в вышеупомянутую компанию, чтобы поведать им, что он – человек, живёт своей жизнью и что и в помыслах не имеет намерений как-либо им навредить. Поэтому они совершенно зря разлетаются, лишь завидев его на подступе к своим шумным мероприятиям.
Тут мимо аккуратно смонтированного заборчика, обрамляющего палисадник, пробежал большой дворовый пёс Гургурей вслед за кошкой. Та завершила свой бег в преследовании тем, что забралась на дерево и оттуда взирала на преследователя, то и дело встающего на задние лапы, не в силах смириться, что хоть на зубок не попробовал вкуса кошачьей шерсти.
– Гургурей, нельзя! – выкрикнул в окно Василий.
Они были знакомы, и мальчик не раз подкармливал бродягу. Пёс повернулся, увидел в окне знакомое лицо и приветливо завилял хвостом. Гургурей стал носить данное прозвище благодаря Василию. Тот обожал нарекать братьев наших меньших не по шаблону, а всякими замысловатыми именами, которые не перекликались не только с русским языком, но, по-моему, и со всеми остальными, которые выдумывал сам. А когда делился этим с детворой, те принимали это на ура. Гургурей был размером со взрослую овчарку, но имел при этом бледно-рыжий окрас и висячие большие уши. Он любил Василия и неоднократно при встрече с ним гулял, пока не встречал себе подобных особей, – на этом их интересы пресекались.
Вася коснулся ногами пола комнаты, в которой только что висел на подоконнике, и, мимоходом взглянув