улицам Ленинграда, познала и полюбила город самым лучшим из способов – собственными глазами и словами его поэтов. Я влюбилась в эту столицу, рожденную в мечтах Петра Великого и вдохновлявшую стольких людей, что ее прозвали Северная Пальмира и Вавилон в снегах. Невзирая на потери, которые понес город в годы революции и войны, его величие и магия сохранились. Этот город, который собственные жители называли просто Питер, стал и моим, и там я нашла дружеские связи, длящиеся вот уже сорок шесть лет.
В те годы город ночью прятался в темноте, и его огромные пустые здания казались призрачными. Поздно ночью мне приходилось возвращаться к себе и на пути к дверям отеля пересекать опустевшую площадь перед сумеречной громадой Исаакиевского собора, а кто-либо из моих друзей, скрываясь в тени деревьев, следил за тем, чтобы мой путь был безопасным. Все это было довольно жутко. Я подходила к плотно закрытой двери отеля, затем звонила и звонила в дверь, с ужасом думая о том, что могут и не открыть. Наконец дверь открывалась, и я оказывалась лицом к лицу c сердитым швейцаром и вооруженным солдатом за его спиной, с подозрением разглядывавшими меня. Пытаясь выглядеть беззаботной, я проскальзывала мимо них и со всей возможной быстротой взлетала наверх. Обычно дежурившая на этаже пожилая дама с колючими глазами завистливо отдавала мне тяжелый ключ, и как только я уходила от нее через холл, тут же аккуратно отмечала в своем кондуите номер моей комнаты и время прихода.
Я всегда покидала Ленинград со щемящей тоской. Никому из простых граждан не разрешалось сопровождать иностранных туристов в поезде или в самолете, только интуристовцам, как правило, мужчинам в строгих темных костюмах. Как только поезд трогался, я смотрела на исчезающий за вагонными окнами город, зная, что мои друзья все еще где-то там, но теперь они были уже невидимы. Как только я уезжала, все коммуникации обрывались. Только тишина, словно они исчезли насовсем.
Все, чего я хотела, так это продолжать видеть их. И тут в июне 1972 года без всякого предупреждения и как раз накануне моей очередной поездки мне внезапно отказали в визе. Почему, кто знает? Один русский друг предупреждал меня: «Никаких почему. Это только люди на Западе спрашивают о причинах». Возможно, причиной было то, что я проскальзывала сквозь сеть и встречалась со слишком большим числом русских?
Мне следовало знать, что когда-нибудь это все кончится. Во время своей поездки зимой 1971 года я заметила знаменитый « черный воронок», открыто следовавший за мной повсюду, куда бы я ни ехала. Один мой знакомый философски заметил: «Если перед нашим домом больше не стоит машина, мы знаем, что ты уехала». В один из моих последних вечеров на вечеринке с участием нескольких поэтов и их друзей я на каждой лестничной площадке дома встречала таинственные фигуры, как бы занятые «чтением». Блестящая черная машина стояла на улице с включенным двигателем. Когда я уходила оттуда в сопровождении одного из друзей, на улице падал мягкий снег, и контраст между красотой