с коммунистической идеологией стал всё больше проявляться русский патриотизм. Ленин изначально равнодушно относился к решению вопросов русской национальности. Он был международным марксистом. Но и он не был лишён чувства русского патриотизма, хоть его целью было исключительно социалистическое отечество. В 1918 году, после заключения Брест-Литовского мира, который он воспринял весьма болезненно, Ленин написал работы «О защите Отечества», «Об отечественной войне»9 и о том, что большевики решили – он использовал старое слово «Русь», – «чтобы Русь перестала быть убогой и бессильной, чтобы она стала в полном смысле слова могучей и обильной». «Мы оборонцы с 25 октября 1917 года. Мы за защиту отечества»10, – писал он. «Любовь к советскому отечеству», «патриотизм» становились в 1930-е годы всё более привычными словами. Период слабости Советской России оставался позади.
По мере укрепления положения Советского Союза его направленные вовне цели и устремления, а также усиление позиций великой державы, старый «империализм», обретали место в политике Кремля. Как бы отнёсся Ленин к великодержавным устремлениям Советского Союза и русскому империализму после того, как стало ясно, что из ожидаемого им союза советских государств ничего не выйдет, не известно. Пошёл бы он, да и вообще мог ли пойти как руководитель великой державы России тем же путём, что и Сталин? Ленин не был демократом. У него был характер подлинного диктатора, да ещё и циника. Октябрьскую революцию он осуществил меньшинством против большинства. Антимилитаризм и пацифизм были, по его мнению, болезнями, присущими малым государствам. Он не старался избегать кровопролития и беспардонного насилия. Узнав об отмене смертной казни для солдат, введённой в своё время правительством Керенского, а это действительно произошло в период первоначального опьянения от успеха11, Ленин зло воскликнул: «Вздор! […] Как же можно совершить революцию без расстрелов? Неужели же вы думаете справиться со всеми врагами, обезоружив себя? […] …недопустимая слабость, пацифистская иллюзия. […] Неужели вы действительно думаете, что мы придём к победе без жесточайшего террора?»12 Он требовал отмены выборов во Всероссийское учредительное собрание, опасаясь, что большевики останутся в меньшинстве. Когда ему заметили, что они, большевики, сами обвиняли Временное правительство в затягивании выборов, он ответил: «Вздор! Важны факты, а не слова»13. После того, как было созвано Учредительное собрание, он сказал: «Конечно, Учредительное собрание должно быть распущено»14. С помощью силы он и разогнал Учредительное собрание, в котором у большевиков было всего 168 представителей из 703, поскольку оно не отвечало «воле трудящихся и эксплуатируемых классов». Было естественным, как он сказал, поставить интересы Октябрьской революции выше формальных прав Учредительного собрания. Различие между большевиками и социал-демократами заключалось в том, что, по