согласиться на односторонний отвод войск от границы, что мы и сделали в нашей последней ноте, а также предложить перенести решение вопроса в согласительную комиссию. Не исключено, что возможный выигрыш нескольких дней не позволил бы добиться чего-либо существенного, особенно с учётом того, что мы сами не были готовы вносить новые предложения. Да и Кремль уже решил, в любом случае, добиваться выполнения своих требований.
Но был ли инцидент в Майниле провокацией советской стороны, имевшей целью добиться положения, определённого статьёй 1 Договора о ненападении: нарушение территориальной целостности договаривающейся стороны для получения оснований денонсации этого договора?
В насквозь злобной и лживой книге «Финляндия», вышедшей в Советской России в конце 1940 года, говорится о том, что премьер-министр Каяндер выступил в Хельсинки 23 ноября «с провокационной антисоветской речью, чуждой международной практике. […] Выступление премьер-министра Финляндии было явным сигналом к войне против Советского Союза. […] Не прошло и трёх дней после подстрекательской речи Каяндера, как с финской стороны прозвучали первые выстрелы». За ней следовала публикация из шведской коммунистической газеты “Ny Dag” с рассказом финского солдата, взятого в плен неподалёку от Майнилы: «Солдаты, находившиеся на передовой – там была наиболее агрессивно настроенная группа, – решили послать большевикам привет: они произвели выстрелы, которые и дали повод к началу войны». Согласно переводу в «Правде», газета шведских коммунистов информировала, со ссылкой на рассказ финского солдата, что выстрелы не были произведены по приказу вышестоящего командования, но «судя по всему, в Хельсинки уже были нацелены на войну». Вместе с тем, газета сообщала, что в Финляндии раздавались голоса против разрыва переговоров, на этой позиции был также и Маннергейм.
В «Правде» грубо ругали Каяндера за упомянутую речь. По сути, она не содержала ничего иного, что многократно предлагалось с нашей стороны. Есть, однако, два момента, позволяющие понять, почему она так повлияла на русских. Во-первых, в ней было жёстко заявлено, что ни на какие более крупные уступки мы не пойдём. Во-вторых, сама форма высказывания представителя малого государства могла вызвать раздражение у руководства могущественной великой державы. «Финляндия в отношении Советского Союза всегда проявляла дружелюбие и уступчивость, дальше которых независимому государству трудно пойти, не подвергая опасности собственную безопасность, – сказал Каяндер. – Финляндия не согласится на роль государства-вассала. Нас к этому не склонить ни войной нервов, ни путём изнурения, равно как и любыми соблазнами». Это звучало, как слова Бисмарка: “Wir Deutche furchten Gott, aber sonst nichts in der Welt” («Мы, немцы, боимся Бога, но никого другого в этом мире»).
Создаётся впечатление, что после этого Кремль, который до этого, возможно, ожидал от нас новых предложений, убедился в том, что у него не оставалось другой альтернативы, кроме как отказаться от