СЭВа, Совета экономической взаимопомощи, 1949 г.), так это общее признание концепции экономического планирования, выработанной в Москве. «План» означал установление правительством целей для всего производства, для функционирования всех отраслей и даже для каждой фабрики, завода, хозяйства, ликвидируя тем самым рыночные силы, но одновременно и личную инициативу. Основываясь на программах всеобщей национализации, внедрявшихся после 1945 г., план содействовал быстрой индустриализации и урбанизации ранее преимущественно аграрных обществ и первоначально привел к быстрому повышению уровня жизни и благосостояния большинства населения. Но эти преимущества скоро были исчерпаны, и к 1970 г. негибкость командной экономики стала ощутимой. Стало расти недовольство из-за нехватки и низкого качества потребительских товаров. Поскольку блок ориентировался на автаркию, то в значительной мере препятствовал импорту с Запада, даже в период разрядки в 1970-е гг. К тому времени система выживала в значительной мере за счет впрыскивания западных кредитов и субсидированных цен на советскую нефть. Десятилетием позже, когда на Западе развернулась ИТ-революция, неэффективность СЭВа и хрупкость советского блока стала очевидна всем209.
Эти серьезные структурные недостатки все-таки никоим образом не предопределили «революцию 1989 г.». Ни аналитики ЦРУ, ни теоретики в области международных отношений не предрекали внезапной дезинтеграции блока в 1989-м210. Беспорядки в тот год не были просто кульминацией народного недовольства и уличных протестов: преобразования частично были спровоцированы действиями самих национальных лидеров, борьбой между консерваторами и реформаторами. Это больше напоминало «революцию сверху», чем «революцию снизу». Более того, национальные лидеры действовали в международном контексте – отвечая на сигналы, шедшие изначально от Горбачева и позднее с Запада. Понимая такую динамику, мы даже можем говорить о «революции поперек». И одним из таких «поперечных» факторов, определявших успех или неудачу реформ, могли стать действия Советской армии, потому что советское военное присутствие питало блок в целом.
Впрочем, 1989 г. не был каким-то всеобщим восстанием против советской «навязанной империи». Перемены становились результатом конкретных обстоятельств в конкретных странах, внутри конкретных обществ, культур и религий. Катализаторы срабатывали в разное время и происходили с разной скоростью, будучи движимы разнообразными национальными и местными обстоятельствами. Многие их корни уходили глубоко в давно копившиеся обиды; и многие имели исторические напоминания в прежних революциях, и не обязательно это была память о событиях коммунистической эры (Берлин, 1953; Познань, 1956; Будапешт, 1956; Прага, 1968), но она могла восходить к намного более давним временам, скажем к 1848 или 1918 гг.
Если говорить о Польше211, то националистическое возмущение правлением чужаков канализировалось в рамках Католической церкви, обладавшей уникальным