Владимир Колотенко

Любовь? Пожалуйста!


Скачать книгу

выдалась снежной – сугробы по пояс, и морозы стояли трескучие… Долго… Казалось… А весна была ранней, теплой, вечера были светлые, солнечные… Тогда ничто еще не предвещало пожара…

      – Слушай, – говорит она, – я до сих пор не могу заставить себя звонить официанту, когда нужно налить вина из бутылки, стоящей на моем столике!..

      Она без всяких раздумий купила тот остров: ей понравились гигантские черепахи! Она ездила на них верхом!.. При этом она не боролась с собой…

      – Да я одним махом разрежу этот твой сыр!

      – Что ты имеешь в виду? – спрашивает она.

      – Разрезать сыр, – говорю я, – я имею в виду только это: разрезать сыр.

      Тогда милость мира была еще с ними.

      – Ты идешь? – спрашивает она.

      Ее невозможно было заставить торопиться!

      Кто-то из ее родственников отрыл в Йемене царицу Савскую, она этим очень горда: та была спрятана в толще песка, лежала горизонтально под каменной плитой, белая! белая! как мел, но не мел, а белый мрамор или известняк, и открытыми глазами смотрела из какого-то там дальнего и далекого века на откопавшего ее родственника, как на собственного раба.

      Она горда тем, что этот ее родственник не испугался взгляда Аид…

      Той зимой ничего так и не случилось…

      (Из дневника: «У нее же нет родственника археолога»).

      К тому времени он уже издал свой роман о Христе, где примерил на себя Его одежды. Они пришлись ему впору. Так, во всяком случае, ему показалось. Потом он, конечно, каялся: так замахнуться!.. Он надеялся переделать хоть чуточку мир, чтобы тот качнулся к добру… Он надеялся, что ему это удастся так же просто, как разрезать головку сыра. Оказалось: мир – не сыр.

      И он написал, к тому времени, свою новую книжку, огромную, толстую, где, ему казалось, так просто и ясно изложил теперь новый путь для людей: встань и иди… Да: бери и пой! Ведь путь – единственно верный… Ему нравилось ее «Вы не можете этого знать…». Что она могла понимать в его «можете»? Он-то как раз был уверен, что может! Знал!

      Ей было уже двадцать семь в том июле, когда вдруг он услышал ее.

      – Вы должны понимать…

      Он прислушался: ведь она в самом деле права. В чем?! В том, что мир кривой?! Это видно даже слепому! А права она, правда, вот в чем: «Вы должны…». Все долги свои он, к тому времени, знал наперечет. Но вот, что его зацепило: «Вы должны знать…». Знание – сила! Разве этого он не знал? Правда, он не знал тогда еще блеска ее глаз, когда она… Глаза, как глаза, как и сотни тысяч других, правда, черные, как та ночь, а при свете свечи – как оливы, с поволокой ранней зари, правда, очень большие, огромные и, надо же! – такие дивные, чуть раскосые!.. Эта-то раскосость… Он искал им другое название, но кроме дива ничего не придумалось: дивные… В чем то диво? Ответа он не искал – было некогда, не до того… И оно, диво, было вот оно, тут!..

      Или тридцать два?.. Он не знал. Вот так случай! Да-да, ей было уже тридцать три, он вспомнил – тридцать три, как Иисусу, когда Он взял в руки Свой Архимедов рычаг, чтобы… Случилось так, что он не задавался подобным вопросом, и даже в тот день рождения не спросил:

      – Слушай, скажи, сколько же?..

      Вопрос