к этому утверждению с иронией или выказываем абсолютное убеждение в том, что мы – обезьяньи потомки, что все было только так и не иначе. Идея Дарвина сверхсногсшибательна, архиупоительна, но только Богу известно, как там все было, и только Он может расставить все точки над «i». Верно ведь? Нужно хорошо знать устройство мира и всего сущего, чтобы постигнуть истину и, исполняя Закон, управлять жизнью согласно Его предписаниям, по сути – воплощать идеи Христа. Он еще раз явится нам и еще раз скажет свое сакраментальное: совершилось! И, улыбнувшись в реденькую бородку своей божественной улыбкой, сядет на тучку, свесит свои святые ноги, чтобы все люди Его видели, и тихонько заплачет от радости. И прольются Его святые слезы на Землю, и каждый получит по заслугам, и тоже возрадуется.
Жора притих на секунду, мельком взглянул на меня и снова продолжал.
– Совершенство свершится! И воплотится Его Слово, программа жизни, заложенная в ее генофонде с абсолютной ее реализацией всего живого. Рай снова вернется на Землю. Формализация Святого Писания – вот что важно. Мы подготовим Второе пришествие, приблизим его и покажем каждому. Мы к этому готовы. Мы уже ведем схватку со временем и вот-вот одержим над ним победу. Для этого у каждого из нас есть внутренняя аптека, а вне нас – целый мир, больной мир. Его нужно только правильно сосчитать: дважды два – четыре, а четырежды два – не семь и не девять. Нужно только правильно научиться считать. Правильно – значит правдиво. И лечить. Нам удалось договориться и с клеточками, с их ДНК. Они слышат нас, наши просьбы и требования, наши молитвы. Они стали послушными как кролики, как павловская собака. Рефлекс. Классика. Всевселенское счастье в том, чтобы правильно рефлексировать. Как думаешь?..
Потом мы брели по безлюдному ночному скверу, и мне казалось, что мир уже стал таким, каким только что рисовал его Жора, что люди стали если не ангелами, то добрыми и щедрыми, и прекрасными, как когда-то мечтал Антон Чехов, и жизнь, наконец, стала светлой и нежной, длинной и радостной…
– Твой Антон был прав, – словно распознав мои мысли, сказал Жора, – в человеке все, все должно быть прекрасным, и одежда, и мысли… Особенно мысли!..
Он вдруг остановился, взял мой левый локоть и, сжав его мертвой хваткой, сказал:
– И, знаешь, меня вот еще что поражает – такое остервенелое равнодушие к совершенству! Почему? Почему?.. Вся надежда на твою Тишку… Или как там ты ее называешь?
– Какую еще Тишку? – не сразу включился я, – ах, Тину?! На Тину?!
Жора даже присвистнул, озадаченный вспышкой моего радостного восклицания.
– Ну да, – сказал он, подмигнув мне правым глазом, – а на кого же еще?
– Почему на Тину? Разве нет больше…
– Нет! – отрезал Жора. – А почему? Почему…
Он не стал отвечать, только привычно дернул своим скальпом и добавил:
– Потому…
Да я и сам уже спрашивал себя, чем могла меня так привлекать эта Тина! Чем так взять? Интуиция подсказывала мне: Тина – наша! Без нее