и глазки, и клювик, и крылышки… Посмотри!
Он грозно наступает на меня.
– Почему он не летает?
Я молчу, я смотрю ему в глаза и даже не пожимаю плечами, и чувствую, как они меня окружают. Они одержимы единственным желанием: выведать у меня тайну происходящего. Я впервые в плену у толпы друзей.
А вскоре их глаза наполняются злостью, они готовы растерзать меня. Они не понимают, что все дело в том… Они не могут допустить, что…
У них просто нет нимба над головой, и в этом-то все и дело!..
Я этого тоже не знаю, поэтому ничем им помочь не могу. В большинстве своем они огорчены, но кто-то ведь и достраивает плотину. Ему вообще нет дела до птичек, а радуги он, вероятно, никогда не видел, так как мысли его увязли в липкой глине.
Затем они бегут домой, чтобы рассказать родителям об увиденном. Они фискалят, доносят на меня и упрекают в том, что я что-то там делал в субботу. Да, делал! Что в этом плохого? И наградой за это мне теперь звонкое «чик-чирик». Разве это не радость для ребенка?!
Им это ведь и в голову не могло прийти: я еще хоть и маленький, но уже Иисус…
Потом, повзрослев, Он добавил:
– Да, и вот еще что: каждый день, каждый день, встав на цыпочки, я тянусь к Небу, к Христу…
И к кресту, тоже…
– И тут Тина, – предполагает Лена, – конечно же, не могла не…
– Нет-нет, – возражаю я, – как раз Тина-то и…
– Нет, правда?
– Да, – киваю я, – правда! Она-то как раз и пришла к выводу, что…
Лена соглашается.
– Когда Он совсем уже вырос, – продолжаю я, – стал взрослым мужчиной, мужчиной с крепкими признаками труда и воли, прочно стоящего на земле, набрался сил и оперился, мы спросили его:
– Кто Ты? Ты Кто?..
– Иисус, – отвечал Он просто.
Он стоял перед нами, как на допросе.
– Ты Бог?
Вопрос задала Юля, но Он отвечал всем нам.
– Вы сказали.
Он и не думал отказываться от Своей роли. Бога! Вышла заминка: мы ведь не учили Его ничему такому, что давало Ему право так отвечать. Даже Лев, наш великий наставник, был изумлен.
– Чем ты занят сейчас? – спросил я.
Он сделал вид, что не расслышал вопроса.
– Ты счастлив? – спросила Тамара.
– Разве кто-то из нас может на это ответить? – ответил Он вопросом на вопрос.
Мы каждый день наблюдали Его: Он рос веселым подвижным парнем, не всегда побеждал в играх, поражениям не расстраивался, нырял довольно глубоко, был среди лучших наших шахматистов, не любил уединений, но и шумных компаний избегал. Рослый, за сто восемьдесят, рыжие волосы (обычная стрижка), рыжие усы и не очень густая аккуратно подстриженная кирпично-рыжая, точно крашеная бородка, и, конечно, глаза, дивные огромных размеров презеленые глаза – два немыслимых изумруда со щепоткой лазури… Или крапинками охры, золотистой охры…
– Как у Тины? – спрашивает Лена.
– Похоже…
Он