v> Бежит научный Шницлер. Не тот, но схож весьма. Шипит, не держит ниппель Надутый шар ума. Бежит большая баба С подзорною трубой. Подобьем баобаба Она трясет собой. Бежит сосед еврея. Он сикх, но званьем чех. Бежит слеза потея, Прикрывши смехом грех. Все, все бежит. И быстро. И каждый – кто куда. А я люблю Канистров, Кадастровых Канистров Нездвижные стада. Канистр – он дело знает: В стоянстве есть резон! Стоит вокабул знамя. Под ним стоит Коопзонд. Стоит, ничем не вертит — Ни тем и ни иным. Стоит край поля верба. Красотка, словно дым. Стоит свиньи скотина, Подняв домкрат ноги. Гласит ее щетина: – Кто может, не беги! Стоит она в заборе. Дрожлив ее домкрат. Стоит поэт в дозоре, Целует вечность в хвост. Но не заржем на это. Мы все близки к нему. Ведь каждый был поэтом До детства, в детстве ль где-то. Так, жизней пять тому. И каждый стыл в дозоре, И всяк дрожал губой, Тая слезу во взоре И вечную любовь!
О себе
Я был не грустен и не весел.
Жил тяжело.
И весил Семьдесят пять кило.
У меня были плохие зубы
(От лени).
Я быстро уставал.
Ни против чего на свете не восставал.
Нравился сам себе очень редко,
Но к этому стремился.
Не стал подлецом,
Гением.
Не застрелился.
Хотел жить очень долго
И от самого хотения получал удовольствие.
Мечтал ничего не зарабатывать,
Но никто не взял меня на довольствие.
Влюблялся редко.
Женился часто.
Любил выдуманные книги.
Иногда почтительно здоровался
с начальством.
В детстве, как теперь понимаю,
многого недополучил.
Ничему как следует не выучился.
Ни одной болезни по-настоящему не лечил.
По временам впадал в прострацию,
Что было похвально в мою эпоху.
Самое большое удовольствие получал
От вещей общедоступных:
От хорошего самочувствия,
От друзей.
Иногда от поступков
Своих и чужих.
От внезапного и сильного понимания чего-то.
Но ровное, постоянное удовольствие
Доставляла мне только работа.
Писал не потому, что не мог не писать,
И не потому, что очень что-то хотелось
сказать,
А потому, что только когда хорошо
сочинялось,
Я чувствовал, что живу и что интересен
людям.
Умом иллюзии ценил, но жил почти
без иллюзий.
Пил без отвращения,
Но ни разу от водки не получил облегчения.
Увлечений не имел
И в глубине души презирал всякие увлечения.
Любил (умеренно) животных.
В основном лошадей и собак.
Кошек побаивался неосознанным
мистическим страхом.
Во многое верил. Главным образом
во всякие чудеса:
В то, что можно слышать голоса
Неизвестно чьи.
Вера эта была врожденного свойства,
Поэтому никакие чудеса
Никогда не вызывали во мне беспокойства.
Даже наоборот – рождали покой.
Никогда по-настоящему не понимал,
кто я такой.
Но, особенно