Креста Господня в Орле. Нач. ХХ века
Любопытно, что практически напротив православного храма в конце XIX века находился еврейский молельный дом, если верить данным карты города, напечатанной в известном орловском издательстве Шемаева [6]. По периметру площади был расположен ряд городских усадеб, от которых сегодня практически ничего не сохранилось. Тем ценнее оставленное Надеждой Евсеевной воспоминание о своем первом жилище:
«…флигель, соединенный с главным белым каменным домом одной площадкой. С этой площадки были к нам и главному дому черные хода. Квартира имела парадный [вход], но тоже со двора, при том оба входа шли по одной линии, между ними 5 или 6 окон. С площадки попадали в сени, а оттуда в большую теплую кухню с русской печью, за которой в узком закоулке спала прислуга. Из кухни проходная комната, оттуда две двери, налево небольшая комната – спальня сестер, несколько поодаль посредине центральной стены дверь в столовую. Эти три комнаты с одним окном. За столовой большая комната с тремя окнами – зала, из нее налево спальня родителей и вторая дверь в маленькую комнату, ведущую в парадную и прилегающую к ней таким образом, что, когда становишься в первой комнате и смотришь в дверь центральной стены, получалось впечатление анфилады, правда, небольшой, но очень уютной. Видимо, это детское впечатление и привело любовь к такому устройству квартир»{2} [7].
Марк Шагал. У дедушки. Лист из «Большого альбома». 1911–1912
Собрание Иветы и Тамаза Манашеровых
Много лет спустя, выбирая помещения для своего Художественного бюро, Добычина действительно останавливалась на подобных анфиладных планировках квартир, что как нельзя лучше подходило для устройства выставок и вечеров.
Гинда-Нека происходила из еврейской семьи, ни к наукам, ни к искусству никакого отношения не имеющей. Ее отец и мать родились в городе Влодава Седлецкой губернии. Сейчас это территория Польши, граничащая с Западной Белоруссией и Украиной. Шия Нухимович Фишман был призван на военную службу в возрасте 28 лет, уже будучи женатым, что казалось достаточно необычным для того времени. В царскую армию преимущественно набирали совсем юных еврейских мальчиков. Николай I подписал указ о распространении на евреев воинской повинности в 1827 году{3} [8]. Ежегодно еврейские общины должны были рекрутировать по десять здоровых 12-летних подростков с каждой тысячи своих сограждан. Эта норма была выше, чем у христиан, из числа которых в армию брали по семь рекрутов с тысячи человек раз в два года и только по достижении 18-летнего возраста. Военная служба для евреев уподоблялась некой «воспитательной мере» для подавления «фанатизма не поддающейся влиянию народности»[9]. Предполагалось, что в казарме еврейский солдат, оторванный от родной среды и принуждаемый командирами, волей-неволей откажется от прежнего образа жизни и в конце концов перейдет в христианство. С 28-летним Шией Фишманом подобного не произошло. Он не брал в рот ничего из солдатской