ни за что.
Я очень не любил, когда меня шлепают по заднице, – слишком часто испытывал это ребенком. Судья отменил штраф.
Меня посадили в изолятор с еще шестнадцатью парнями. Это был мой первый реальный опыт с уголовниками. Я хотел переключить канал на телевизоре, и здоровенный черный громила сказал:
– Сначала попробуй одолей меня в армрестлинге.
Я сразу его уложил. Он сказал:
– Я был не готов.
– А теперь готов?
Я уложил его снова. Он сказал:
– У меня рука соскользнула.
Я сказал:
– Соскользнула, да? Давай тогда еще раз.
Он у меня чуть не перелетел через стол. Я встал и сказал:
– Это мой телик, засранец.
Теперь я был там главным.
После нескольких суток в изоляторе на Рок-Айленде детективы сказали мне, что ордер из Калифорнии слишком незначительный – оказывается, обвинение сменили с изнасилования на приставания. Это не оправдывало стоимость экстрадиции. Он сказал, что в следующий раз, когда я буду в Калифорнии, мне надо заехать в суд в Айреке и обвинение снимут. Ничего особенного. Я и так знал, что главная минетчица округа Шаста не станет свидетельствовать против меня и рассказывать про ночь, которую провела со мной и своим ребенком, – уж точно не из-за обвинения в сексуальных приставаниях.
Меня выпустили из изолятора, и я отправился на стоянку грузовиков на шоссе I-80, чтобы позвонить в свой офис в Спокане. Оттуда мне прислали двести долларов, чтобы я мог на автобусе вернуться домой. Сидя в автобусе, я размышлял: Мертвые не лгут, и в следующий раз, если женщина станет сопротивляться, как Джин, она, мать ее, точно сдохнет. Больше я подобного дерьма не допущу.
Долгая поездка на автобусе дала мне время подумать, и я надумал кое-что. Возможно, это была простая удача, но я убил девушку в Портленде, и двое невинных людей сели за это в тюрьму. Я напал на женщину в Калифорнии, и полицейские отпустили меня. Меня арестовали на Рок-Айленде, но я снова смог выпутаться.
Я радовался, что всех перехитрил, но в то же время меня немного злило, что никто ничего не знает. У меня были смешанные чувства: недовольства и тайной власти, превосходства. Наконец-то я стал как мой отец – умнее всех остальных. Я совершил убийство и остался безнаказанным.
Я не мог удержаться, чтобы снова не попытать удачу. Сидя на толчке на остановке автобуса в Ливингстоне, штат Монтана, я вытащил из кармана ручку. Кто вообще читает все эти надписи в туалетах? Я написал: «Я убил Танью Беннет 21 января 1990 года в Портленде, Орегон. Я забил ее до смерти, изнасиловал ее, и мне понравилось. Да, я больной, но мне это нравится. Других сажают, а меня – нет».
Тут отразились все мои чувства – гнев, гордость, превосходство. Почему бы не подразнить немного копов? Я был в таком хорошем настроении, что подписал свое граффити одним из этих дурацких смайликов. Я был счастлив от того, что снова оказался на свободе.
Но за тем граффити ничего не последовало – никаких сообщений в прессе, по телику или по радио. Я ждал