мире, в своих железных автобусах, как в собственном фиаско, с красными ушами в апофеозе апоморфического своего мира, где у них так ничего и не получилось, все осталось без концов, дела – недоделанными, стрелки всяких ресурсов все время колеблются около нуля и единственное, что есть у них в их железных троллейбусах, усатых на голове и подкованных адским грохотом вагонах на спине, – это женская красота.
Феодосийский базар
Феодосийский базар по типу восточного – живет круглые сутки.
Даже в четыре утра уже некоторым лунатикам не спится и для них уже приготовлены бабушки с сигаретами и пивом.
Даже ночью многочисленные хозяева ночуют возле своего товара на рынке, жгут костры, спят на солдатских походных кроватях, сидят в окружающих кафе, танцуют и печалятся, напиваются и нет, грустят по дому и проявляют все высокие и низкие человеческие качества одновременно.
Сегодня днем видел высокого толстенького Хаджу Насреддина-Гомера, он ходил по рынку взад-вперед своего ларька и рассказывал, торгуя свой зефир и мармелад: «А на Кавказе я торговал, – горы, ущелья, на вершинах снег лежит. Базарчик прицепился как ласточкино гнездо к обочине трассы, которая муравьиной дорожкой ползет над пропастями. Крикнешь: «Покупайте зефирчиик! И эхо так: …чик-чик …чик-чик… чик-чик… чик-чик.…ЧИК-ЧИК!!!!!!!!!!!!!! ЭЭ-Х!
Покупайте мармелади-ик!
И снова ээх!!!
Вот красота была.
Я чуть было счастливым не стал.
Теперь жалею».
А вечерами, когда плотная тьма окутает город, на базаре под фонарями идет торговля тем, что пользуется спросом у гуляющего народца. И бабушки знают всю конъюнктуру рынка. Вот где нет проблемы возраста и проблемы отцов и детей, а все потому что – взаимное понимание.
А в междуящичном пространстве киосков прячутся настоящие бармалеи и пираты. Однажды, когда в городе погас свет, а я с товарищем и с велосипедом шел по галерее базара между бабушками с пивом, из тьмы, мрачнея под луной, во всем черном на нас насунулся короткий и широченный Тролль. Его материализовала и родила возле меня тьма, с золотыми цепями на черной бочке грудной клетки. Собачьи Цепи, с католическими непомерными крестами на животе, огромными звеньями блестели зловещим желтым светом, как зубы, вырванные у местного дракона. Рожденный ползать до пояса из тьмы имел голову как блин, всю в лунных кратерах, без шеи и волос, без носа и ушей, с голосом как у спившегося пивовара, и он мне сообщил: беззвучно-сорванно, на ультразвуке закипающего самовара:
– Хуа ахэ вылысыпедах! АТСЕДАВА!
– Иззвиинннитте?
– Экх Хэ кхм, Уха ха отсудава!!
– Но, эээ, я же, вроде, Вам не наступил нна ногу?
– Пшл! рры хм аты сычас всуобойму в хм выпушу эррУэррГэнч!
– ???
– Дхавай! Дхавхай! Иди, – вывел меня из паралича его невидимый