сестра с облегчением выдыхает.
– Где ты была? – деланно спокойным тоном спрашивает Рони, но ей не удается скрыть волнение.
Передергиваю плечами и невозмутимо говорю то, что она и так знает:
– На работе.
Вероника возмущенно поджимает губы.
– Всю ночь?
Вздыхаю, не скрывая усталости. Единственное, чего я сейчас хочу, – закутаться в мягкое одеяло и уснуть минимум до завтрашнего утра. Но не могу себе этого позволить. Во-первых, после ночной засады у дома Брюста, мне до невероятного сильно необходим душ. А, во-вторых, нужно поговорить с Вероникой, хотя я до сих пор не решила, что стоит ей сообщить, а о чем лучше умолчать.
– Не начинай, Рони, – прошу дружелюбно и меняю тему. – Ты сегодня работаешь?
Вероника внимательно вглядывается в мои глаза, в ее серо-голубых, как у меня, радужках читается беспокойство и непреодолимое желание задать еще тысячу вопросов, но она благоразумно не делает этого. Еще одно из негласных правил нашей семьи – никогда не спрашивать у меня про работу. И хотя Рони не в курсе подробностей того, чем я занимаюсь на самом деле, она неглупая и наверняка догадывается, что это нечто незаконное.
– Да, – отвечает она в конце концов. – Сегодня до шести, а после надо будет приготовиться к ужину с Леонардом. – При упоминании человека, работающего на Данэма, едва сдерживаюсь, чтобы не стиснуть пальцы в кулаки. Вероника выжидательно смотрит на меня: – Ты ведь сможешь?
Уверенно киваю. На этот раз я ни за что не упущу возможность познакомиться и пообщаться с Леонардом. Теперь это и в моих интересах тоже.
– Конечно. Я ведь обещала.
Рони с облегчением выдыхает и дарит мне милую улыбку.
– Хорошо. Будешь завтракать?
– Нет, мне нужен душ и сон. Увидимся вечером.
Вероника пожимает плечами, согласно кивает и сообщает напоследок:
– Я оставлю тебе вафли.
С теплом улыбаюсь, благодарю и удаляюсь восвояси.
Вопреки усталости и ожиданиям, заснуть удается далеко не сразу, и отдых выходит рваным и скомканным. Мне снятся какие-то ужасы, которые выветриваются из услужливой памяти сразу после пробуждения, но это не помогает. Все еще чувствую себя разбитой, когда бросаю попытки по-нормальному отдохнуть. Плетусь на кухню, варю крепкий кофе, достаю из тайника бумаги, которые желаю сжечь, а не изучать, и с удобством устраиваюсь за столом. Но уже через полчаса бросаю попытки вникнуть в текст. Толком усвоить содержащиеся в бумагах сведения не получается никакими способами, вычленяю лишь то, что мне и так было известно со слов Данэма.
Итак, теперь меня зовут Тория Брюст, мне двадцать лет, и я использовала все возможные способы, чтобы привлечь внимание родителей, которые заняты собой и работой на Синдикат больше, чем четырьмя детьми (включая фальшивую дочь, то есть меня). Собственно говоря, именно поэтому Тория и пустилась во все тяжкие, отбилась от рук и начала нарушать закон направо и налево. За это разочарованный