расспрашивал, но делал это аккуратно, чтобы не вызвать излишней эмоциональности матери. Валериана, конечно, успокаивала, но Антон не был медиком, чтобы знать наверняка, не вылезут ли эмоции каким-то иным способом и не отразится ли это на психике, например, случится нервный срыв или паралич.
Краснота материнского лица сошла на нет, настолько, что приобрело оттенки мертвенно-белого. Губы посинели, а зелень глаз разбавилась желтизной.
«Все плохо!» – подумал Антон. Но посчитал, что все гораздо хуже, чем плохо. Он обернулся по сторонам, выискивая глазами свой мобильный. В голове загудело, будто там расчехлили колокол и проверили его работоспособность. Он встал, чтобы поискать телефон, но в тот же миг опустился обратно на диван, голова закружилась и потемнело перед глазами. Сделав несколько медленных и глубоких вдохов, Антон взял в руки мамину сумочку, отыскал в ней телефон и набрал 112.
Из динамика телефона раздался женский голос. Голос этот тараторил вопросы, а Антон, растягивая звуки, мямлил ответы. Ему показалось, что женщина пообещала скорую в течении пятнадцати минут. Антон надеялся, что ждать придется не дольше, а гораздо меньше. Как минимум, ему будет спокойней, если мама будет под присмотром врачей.
Антон вдруг подумал, а бледность матери никак ли не связана с дозой валерианы. Может он, желая лучшего сделал хуже. А сколько накапал? Не считал злосчастные капли, не до того было. Он напряг память, чтобы вспомнить как долго держал пузырек перевернутым вверх ногами, как быстро падали в стакан капли, так он надеялся примерно посчитать, ведь медики спросят, а что ему ответить, пожать плечами?
Он повернулся к матери. Она сидела на диване, слегка склонив голову и смотрела в одну точку.
– Мам, скорая скоро приедет.
Но матери, кажется, уже было все равно. Валериана в полном выпитом объеме принялась наводить спокойствие в стрессовом организме.
Антон присмотрелся к груди матери. Поднимается ли она или замерла, прекратив свой жизненный цикл. Глаза Антона заслезились. Он протер глаза ладонями, но сиреневая материнская кофта никак не приобретала отчетливых границ и рисунков.
– Мам? Ты как?
Он подошел к ней, опустился на колени и прислонился щекой к груди. Его учащенный пульс громко отдавался в ушах. Не разобрать – ее ли сердце стучит, или его – одно за двоих так ухает. Попытался успокоиться, медленно выдохнуть и прислушаться. Вроде жива. Облегченно выдохнул.
«Не хватало еще и тебя потерять, мам».
«Заберут тебя в больницу или просто укол сделают и дома оставят? Подготовить кое-какие вещи или не стоит? А где вещи-то? За что все это с нами происходит?».
Антон прошел в кухню и поставил чайник. Отчего-то посетила мысль, что горячий чай не повредит матери. Горячее всегда полезно. Чайник уже закипел, когда ко двору подъехала скорая помощь. Антон поспешил навстречу медикам.
Врач – мужчина лет тридцати пяти с глубокими залысинами и модной бородкой прошел к Полине, присел на край дивана и приступил к осмотру.