безвольное крыло.
– А я тебе говорю – нет! – обидчиво возражала девочка. – Смотри, дрожит.
Ветерок изредка шевелил пух на мертвом тельце воробья и, казалось, он вот-вот перестанет притворяться и легко вспорхнет с избитой, растоптанной земли.
– Молодые люди, где у вас тут бабушка живет, Анна Михайловна?
Дети нехотя оторвались от волнующего зрелища.
– А, кошатница, – помедлив, ответил мальчик, подтянул трико и по-взрослому сплюнул. – Там, – кивнул в сторону подъезда.
Шмыга улыбнулся.
– Спасибо.
– Пойдемте, я провожу вас, – сказала девочка и пошла в дом, с явным осуждением посмотрев на грубияна. Однако тот бросил прутик и заспешил прочь. Видимо, его ждали интересные и чрезвычайно важные дела.
Девочка поднялась по широкой деревянной лестнице на второй этаж и забарабанила по оббитой плохоньким дерматином двери.
– Мама, тут к бабе Ане пришли!
Выглянула худенькая женщина в черных узких брюках, с пучком крашенных волос, перетянутых на затылке детской резинкой.
– Вы к Анне Михайловне? Вам напротив, в семнадцатую. Только ее нет дома. Пошла за молоком и куда-то запропастилась.
– C ней кто-нибудь проживает?
– Нет. Подождите, может, вернулась?
Она подскочила к противоположной двери и забарабанила:
– Теть Аня, теть Аня!
В ответ семнадцатая квартира тяжело вздохнула, засопела, издала тихий утробный вой, затем послышался нарастающий топот множества легких ног, дверь изнутри задергали, стали царапать, грызть, и вдруг ударил истошный леденящий душу вопль, словно из ада на миг вырвался жуткий крик обоженных грешников.
Шмыга оторопел.
– Да вы не пугайтесь, – засмеялась женщина. – Кошатница у нас Анна Михайловна. Живет одна, развела целый питомник. Что-то я беспокоюсь за нее. Обычно она надолго своих кошек не оставляет. Помрет, куда мы всех этих зверей денем? Они от голода нас всех сожрут.
– Почему вы думаете, что помрет?
Детектив помнил, что Воротынцева была довольно молодая – 52-года рождения.
– Сердцем мается. На днях «скорую» вызывали. А вчера она брату в Таганрог телеграмму давала, чтобы приехал. Говорит, вдруг не увижу больше.
– Дети есть?
– Сын был. Помер в тюрьме. А вы, собственно, откуда?
– Из агентства по несчастным случаям, – ответил неохотно Иван Петрович.
– По страховкам, что ли?
Он как-то неопределенно кивнул головой. Иногда возникали вопросы и по страховкам.
Здесь ему делать нечего. Кирпич бросили в кого-то другого. А Воротынцеву задело осколком, который оборвал и так на нитке болтающуюся жизнь.
Объяснять, что случилось с соседкой, Иван Петрович не стал. Зеваки разойдутся, улица наполнится слухами, которые черными траурными лентами вползут по деревянным ступеням и в этот дом.
«Только