на бабушку в надежде распознать ее истинные чувства или по выражению лица, или по голосу, но безрезультатно. Девушка проследовала за ней в коридор, завернула за угол, прошла мимо внутреннего террасного сада, где из большой глиняной вазы каскадом спускалась удивительная розовая герань. Оказавшись в длинном крыле касбы, они подошли к выкрашенной светлой краской двери. Открыв замок, Клеманс пропустила внучку вперед. В комнате было прохладно. Прикрытые зеленые ставни отбрасывали на пол сизые тени.
– Мне нужно сходить проверить… – Клеманс осеклась, бросив на Ахмеда многозначительный взгляд, Ахмед кивнул, словно в подтверждение ее немого вопроса, и она уже более уверенно продолжила: – Ладно, у меня тут кое-какие дела. А ты пока распакуй вещи. Ахмед принесет тебе чего-нибудь прохладительного. Ванная комната прямо за дверью. У нас собственная мини-гидроэлектростанция, хотя вода, возможно, будет холодной, так как поступает к нам из родника за много метров отсюда. Не стесняйся. Можешь осмотреться вокруг. Увидимся в час дня за ланчем.
– Спасибо.
Викки отнюдь не чувствовала себя здесь желанной гостьей. Голос Клеманс казался холодным и отчужденным. Тогда зачем она согласилась на приезд внучки, если та ей настолько в тягость?
– Кстати, в шкафу висят запасные кафтаны. Бери любой, какой понравится. – Клеманс ткнула пальцем в куцее мини-платье внучки. – В Марокко лучше прикрывать ноги, руки и плечи. Мы должны уважать исламскую культуру. И выбери себе шляпу. Она тебе точно понадобится. Впрочем, в это время года жизнь здесь начинаете очень рано, пока жара не загонит нас в дом.
Викки почувствовала, что Клеманс, несмотря на внешнюю приветливость, явно горела желанием поскорее уйти. И любопытство, слабо тлевшее с тех пор, как Викки узнала о существовании доселе неизвестной бабушки, разгорелось с новой силой. Ей не терпелось как можно больше узнать о Клеманс. Почему та ни разу не навестила во Франции своего родного сына? И почему дедушка Жак даже сейчас так неохотно говорит о бывшей жене?
Глава 4
Приняв ванну, Викки примостилась на краешке кровати и достала единственную имевшуюся у нее фотокарточку отца. Во время войны людям было, наверное, не до фотографий. И Викки берегла этот снимок как зеницу ока. При взгляде на него в горле всякий раз вставал ком. Фотография была старой и зернистой, на ней был запечатлен широкоплечий темноглазый мужчина с горящим взглядом. Интересно, чем в тот день занимался ее отец? О чем думал в тот момент, когда было сделано фото? И кто его снимал? Элиза? Эх, знать бы, о чем тогда говорили ее родители и какими они были! Ни мать, ни дедушка Жак никогда не отвечали на вопросы Викки об отце, а ей не терпелось узнать как можно больше. Они явно гордились Виктором, но, возможно, им было слишком больно о нем говорить.
В дверь постучали. Ахмед принес прохладительный напиток. Когда он ушел, Викки бросила взгляд на кровать под темным шелковым покрывалом. Комната была словно пропитана лесными ароматами, а точнее, запахом лакрицы.