Мужчина по соседству резко ответил на телефонный звонок: «Алло. Да. Всё. Отстань. У меня болит голова». Как я понял, голова у него не болела, но от голоса в трубке могла бы. Он передал устройство девочке, раскинувшейся на сидячем месте по соседству, на вид ей было около пяти. Палец девочки несколько раз прочертил по диагонали экрана – на котором из бликующей черноты появился и запел хор таких же, как она, дошколят. Удивительно, что при наличии сорока поющих голосов молчание одного из хористов, пусть даже имеющего нежнейший голос, можно было не заметить.
Следующая станция – «Чистые пруды».
Раздавшийся спасительный женский голос вернул меня к той абсурдной реальности, где трагическая роль тем лучше удавалась мне, чем меньше я впадал в крайности. В вагоне было людно, впрыск красного, безымянный палец преобразился в дугообразный силуэт, умеренностью и отчётливостью которого порождался безмерный ужас во мне. Видимая часть системы логична, с её помощью я могу дедуктивно вывести несчастье человека. Люди смертны. Я человек. Я смертен. Но мышление, прозябающему в клетках индукции и дедукции, твёрдо и неподатливо. Словно оно вечно устремлено на змей Медузы горгоны. Оцепенение. Аналогии, сравнения, метафоры. Поиск сходств между объектами и феноменами. Люди смертны. Трава смертна. Люди – трава. Так откупорить сознание. Мышление предполагает творческий подход и в конечном итоге даёт возможность открывать гораздо более глубокие истины.
Мужчина, несколькими минутами ранее огрызающийся на телефонный звонок, достал кластер с таблетками, на которых виднелась надпись: «Нурофен». Хитроумное лекарство, заставляющее любить то, что нас сокрушает, рождающее надежду в безысходном мире. Голова, видимо, всё-таки разболелась.
Осторожно, двери закрываются.
Раздавшийся спасительный женский голос вернул меня к той абсурдной реальности, где трагическая роль тем лучше удавалась мне, чем меньше я впадал в крайности. В вагоне было людно, я искал превращения – для него мне нужно было перебрать все парадоксы, придать силу противоречиям, суметь выразить абсурд, предаться мучительной роскоши – найти иголку в стоге сена там, где не то чтобы нет этого самого стога сена с иголкой – нет даже идеи сена. Преодолев избыток логики, я пришёл к тому, что это невозможно, где уже содержалась твёрдая уверенность в том, что это возможно, – важно было терпеливо дождаться того неожиданного скачка, который всё меняет.
Следующая станция – «Сокольники».
В этот раз я не услышал раздавшегося спасительного женского голоса из-за того, что безжизненная запись диктора, объявившая о том, что следующая станция – «Сокольники», заглушила его. Я нажал на паузу, мотнул ползунок в начало и переслушал очередное спасительное сообщение от Неё:
…я хочу увидеть, какой ты станешь! Я научу тебя магии, и вопросы придут. Всё ещё мрачнее, чем тебе видится, нужно брать дело в свои руки. Нам будет достаточно одной пары крыльев. Мне стыдно работать на это чудовище, хоть я защищала не его, а верховенство человеческого права. Я покажу